Мария Львовна бережно разгладила бересту, провела пальцем по буквам, проговорила:
– Приятно ощущать себя частью истории. Не так уж это плохо, как мне вначале казалось. Вы были правы, милый профессор, утверждая, что важнее вселенской любви в мире ничего нет. Теперь я понимаю, что вы, Павел Степанович, не могли тогда, в век атеизма открыто говорить о Божьей Любви. Я бы вас тогда не поняла. А теперь понимаю, что вы Божью Любовь называли вселенской любовью, которая сродни полету в космос, открытию новых звезд и планет, – улыбнулась. – Как вы и предсказывали, планеты открывали, открывают и будут открывать, – взяла в руки берестяное послание, прочла:
– «Нет ничего нового под солнцем. Все это уже было за много веков до нас и все останется неизменным через множество веков после нашего ухода… После… нашего ухода, Маруся…»
Командировка, о которой говорил Павел, затянулась на месяц. Потом у Павла были неотложные дела и важные встречи, поэтому к Матильде он пришел через два месяца вместо обещанных двух недель. Дверь открыла миловидная дама, похожая на Марию Львовну.
– Вы Павел Гринев? – спросила она с улыбкой.
– Да, я – ученик Марии Львовны, – ответил он.
– Я знаю. Мама много о вас рассказывала. Входите. Меня зовут Янина Сергеевна.
Павла насторожило слово «рассказывала». Все внутри напружинилось. Он вошел в комнату и обомлел. На столе портрет Матильды в черной рамке и цветы.
– Когда? – выдохнул Павел.
– Вчера было девять дней, – ответила Янина Сергеевна. – Да вы присаживайтесь.
Он сел на край стула, сжал кулаки, мысленно отругал себя за то, что пару недель назад хотел забежать к Матильде, но в последний момент передумал. Решил подготовиться к визиту основательно. Подготовился. Принес белоснежные розы и коробку конфет «Рафаелло», а дарить их уже некому.
– Маруся вас ждала, – проговорила Янина Сергеевна.
– Кто? – Павел посмотрел на нее растерянно.
– Неужели мама вам не рассказывала про Марусю Оболенскую? – удивилась Янина Сергеевна.
– Нет.
– Она ведь по рождению не Мария, а Маруся, – Янина Сергеевна улыбнулась. – Имя Мария появилось из-за невнимательности сотрудников паспортного стола. Это они маму Марией назвали, а она не стала предъявлять претензии. Тогда было не принято отстаивать свои права. Время было сложное, послевоенное. Для всех вокруг мама стала Марией Львовной, а дома была Марусей, милой, нежной, любимой, – она отвернулась, голос дрогнул.