Каперони еще на стадии проектирования
здания настоял на том, чтобы в него была вписана внушительная печь
мусоросжигателя, поскольку многие из документов, черновиков и
компьютерных распечаток организации не предназначались для чужих
глаз. Конкуренты и полиция дорого дали бы, чтобы покопаться на
городской свалке в том углу, куда «Каперони Инкорпорейтед» стала бы
вывозить свой мусор. Поэтому все бумажные отходы подлежали
немедленному уничтожению в гигантской огненной печи «Молох-2М» –
сюда запрещалось кидать только стеклянные бутылки и металлические
предметы.
Здесь же было очень удобно уничтожать
прочие побочные отходы производства - скажем, трупы…
Молодой человек в деловом костюме,
привязанный к стоявшим у разверстой огненной пасти пластиковым
медицинским носилкам, был взъерошен и бледен. На лице у него застыл
неописуемый ужас, взгляд блуждал, по вискам стекал холодный пот.
Отсвет багряного пламени из настежь распахнутой печи плясал на лице
пленника, превращая его в шаманскую маску дикого народа.
– Итак, Родриго, – ровным голосом
проговорил глава корпорации, тщательно полируя пилочкой ногти, и
без того идеальные. – Ты по-прежнему ничего не хочешь мне
сказать?
Привязанный мучительно замычал,
задергался в своих путах.
– До чего же ты упрямый, – сокрушенно
вздохнул мистер Каперони. – Похвально, конечно, что ради коллеги и
друга ты готов сгореть заживо, это очень ценное корпоративное
качество. Подобные отношения внутри коллектива следует безусловно
поощрять и развивать путем специальных тренингов. Можешь считать,
что ты заслужил лишнюю неделю оплачиваемого отпуска. Однако честное
слово, лучше бы ты выказывал подобную лояльность в отношении меня,
своего босса. Поверь, в конце концов это окупилось бы сторицей, и
та сумма, которую вы растратили, показалась бы тебе мелочью… Но что
сделано, то сделано. – Он участливо наклонился над привязанным,
заглянул ему в глаза. – Значит, так и не хочешь сказать мне, кто
провел не санкционированный руководством трансферт? Напрасно; по
собственному опыту знаю, что правду говорить легко и приятно. Но
только ради всего святого, не заводи опять эту надоевшую песню, что
ты все сделал один, иначе я дам тебе пощечину. Это не очень больно
по сравнению с тем, что тебе грозит в дальнейшем, однако страшно
обидно. Ну?