– Ара, давай уже замочи скорей рюсски козлина, а то эта рюсски пилять миня кусаить…
– К сожалению, ребятки, я не русский!
– Чиво?!
– Мингрел я… – и, резко выбросив вперед левую руку, Лаврентий Павлович одновременно сделал полушаг вперёд, перенося всю тяжесть тела на левую же ногу… Открытая ладонь Берии с поджатыми пальцами снизу вверх врезалась в нос первому кавказцу, а потом Лаврентий Павлович резко развернул корпус, и его правая рука воткнулась согнутыми в клюв пальцами в солнечное сплетение преступника. Кавказец хрюкнул и послушно согнулся, и тогда Берия нежно взял его за мохнатые уши и с хрустом насадил переносицей на своё колено.
Товарищ несчастного калеки бросил девушку, выхватил нож…
Лаврентий Павлович укоризненно посмотрел на него и, как говаривала его жена Нателла[4], «сделал в глазах февраль»…
Второй кавказец завизжал от ужаса, бросил на землю нож и, рухнув на колени, пополз в угол остановки, прикидываясь ветошью…
Лаврентий Павлович с трудом отдышался («Эх, жизня наша кабинетная! Надо мне больше двигаться…») и наставительно сказал барышне, старательно прикрывающей свои прелести обрывками блузки:
– Ну что же вы так поздно гуляете? Где тут у вас милиция?
19 августа 1991 года. Ноль часов сорок восемь минут. Поселок Коренёво Люберецкого района Московской области, улица Лорха, дом 17.
– Какая милиция, о чём вы говорите? – женщина, которую Лаврентий Павлович сначала принял за бойкую старушку, после того как она сняла уродующий её платок, оказалась – вполне ещё ничего. Вот только лицо у неё было смертельно уставшее, изработанное…
«Испитое», – подумал Берия[5].
– Ведь это же братья Гаспаряны («Вот дела, азербайджанца от армянина не отличил!»), беженцы из Баку («Значит, не совсем ошибся!»).
Они после Сумгаита к нам целой ордой перебрались… А их старший – сейчас в милиции участковым!
– Участковый? – Берия грозно нахмурился. – Гнать в шею надо такого участкового! Не может работник Органов иметь такой мутной родни!
– Ага, погонишь его! Мы-то, местные, всё видим. Они и все ларьки местные под себя подобрали, и рыночек. Все платят им дань! А что делать?
– Жаловаться! В МУР!
– Так ведь жаловались. Когда мы под мостом через Пехорку нашли целую машину варёной колбасы… и что? Приехали, покрутились… а потом наш главный жалобщик сгорел, вместе с домом…