Через две недели моя комсомольская карьера закончилась. Случайно я попался на глаза проходившему мимо парторгу полка – мрачному человеку, которого политработники полка старались обходить стороной, зная его несносный характер. Рассказывали, что до войны он возглавлял партийную комиссию в одном из райкомов и при рассмотрении личных дел признавал единственное решение: исключение из партии.
Встреча с ним произошла при невыгодных для меня обстоятельствах: я был без пилотки, в расстегнутой гимнастерке, без ремня, а самое главное, и это больше всего его разозлило, он застал меня за приготовлением обеда, – спросил с раздражением:
– Кто вы такой? Что вы делаете в политчасти?
Я доложил как положено:
– Помощник комсорга полка.
– Почему занимаетесь приготовлением пищи в политчасти?
Я попытался объяснить, что мне выдают сухой паек, а в командирскую столовую не пускают как рядового.
Мои доводы, по-видимому, его не убедили. Вскоре меня вызвал Халиков и, виновато опустив глаза, спросил, куда я хочу, в какую часть. По лицу Сабита я понял, что досталось ему крепко, и, не задавая вопросов, попросил направить меня в артиллерию:
– Я же учился на минометчика.
– Ладно, – сказал Сабит, – станешь пушкарем.