Старшина попросил меня отойти, проверил прочность сооружения и в одну минуту разжег огонь. Объяснив, как это делать, дядя Кузя удивился:
– Как же вас в училище не научили разводить костер, а хоть бы и без спичек? Откуда вы?
Показав на Юрку, я ответил:
– Курсант Давыдов с Урала, а я – подмосковный. Может, слышали про такое место – Кусково?
Дядя Кузя рассмеялся, улыбка была широкой и доброй:
– Мы, брат, с тобой вроде бы земляки. Я жил на две станции ближе тебя – платформа «Серп и Молот», слыхал про такую? За ней Чухлинка, потом Карачарово и уж твое Кусково. Так, курсант?
Уютно устроившись у огня, мы еще долго просидели вместе. Старшина коротко рассказал о своей жизни. Почти пятнадцать лет он проработал завхозом в детском садике при заводе «Серп и Молот».
– Бездетные мы с женой, потому всех детишек признавал я своими, а они меня звали «дедулей». Как немец подошел к Москве, сформировали из заводских свой батальон. В бой пошли с учебными винтовками. Наши почти все полегли у Бородинского поля, а я вот живой…
Приглядываясь к нашему собеседнику, слушая его неторопливую речь, я старался понять, кого же он напоминает мне? Долго мучиться не пришлось. Ну конечно же – вылитый лермонтовский Максим Максимыч. Тот же облик, такой же совестливый, доверчивый; не службист, но дело свое знает, может, получше иных высоких чинов. Всего-то знакомы какой-нибудь час, а уже ясно: будь все старшины такими, как он, насколько легче жилось бы солдатам. Я вытащил из вещмешка блокнот и стал записывать свои впечатления.
Дядя Кузя вдруг забеспокоился, взгляд сделался настороженным:
– Ты, брат, чего пишешь, или роман какой?
– Нет, я веду дневник. Знаете, столько событий, интересных людей, хочу и про нашу встречу записать.
Дядя Кузя заговорил тихо, но чуть ли не приказным тоном:
– Ты, брат, это брось! На войне не положено никакой писанины – хоть ты рядовой, хоть генерал. До большой беды довести может. Такие люди есть, что зорко глядят. – И добавил уже громким голосом: – Ты вот что, выбрось из головы свою затею, поначалу воевать научись, уж потом и записывай. Сию минуту брось сюда все бумажки да угли повороши.
Очень мне было жалко своих записей, но Юрка поддержал старого солдата:
– Послушай доброго совета, старшина знает, что говорит.
И полетели мои листочки в огонь. Зачем я согласился?! В одно мгновение погибла моя мечта вести фронтовой дневник.