И снова меня затопило зверство.
— Рот открыла и давай оближи хорошенько моего бойца!
Какой взгляд! Ира хотела меня убить! Снести голову, отстрелить яйца, освежевать, разрезать на мелкие кусочки. Мечтай детка, мечтай...
— Быстро рот открыла, шлюха!
«Не жалко ее, совершенно не жалко!» — повторял про себя, как мантру. Что ее жалеть?! Меня несколько раз чуть взаправду не убили всего лишь из-за того, что генеральская дочка решила поиграть с бедненьким лейтенантиком! Я побывал в таком аду, что до сих пор просыпаюсь в холодном поту по ночам, а эта избалованная сучка даже не вспомнила меня, когда мы встретились через пятнадцать лет!
— Я же сказал, быстро слизывай, детка.
Конечно, Ирина не стала выполнять мои приказы. Брезгливость сменилась холодной отстраненностью, мол, глумись, сколько хочешь, унижая меня, ты унижаешь, прежде всего, мужчину в себе… О! Философия поперла!
Стал водить опадающим членом по Ирининому лицу, размазывая сперму на пухлых розовых губах, которые она так и не открыла. Ну и ладно, оставим это на потом.
А сейчас... пусть уходит. Со мной что-то неладное творится. Она на меня странно действует. Ведьма, не иначе! Откуда вдруг взялось это желание поднять ее с колен, просить прощения, целовать и гладить, нашептывая что-то ласковое на ушко?
Сунул сумочку Ирине в руки.
— Все, свободна. Можешь идти! Через неделю в то же время. Только теперь расценки повысились, принесешь миллион.
Больше я на нее не смотрел, боялся проявить слабость…
Вытолкал за дверь прямо так: в подранной одежде, со спермой на лице. Тяжело дыша, прислонился к двери. Говорят, месть сладкое чувство. Так чего же мне так тошно?! Оказывается, трудно быть скотиной...
Взгляд упал на оброненный Ирой шарфик, голубой, синий и серый цвета в нем красиво переплетались в причудливый узор. Наклонился, поднял с пола невесомую тряпицу, поднес к носу, а потом зарылся в него лицом. Ноздри наполнил запах дорогих духов, запах недостижимо прекрасной женщины. Недостижимой... даже несмотря на то, что совсем недавно ее поимел. Сука!
***
Меня колотит, будто я голая стою на сильном морозе, а не под обжигающими струями воды в душевой кабине. «Подонок! Скотина! Свинья! Сволочь!» — срывалось с губ, а руки лихорадочно терли кожу, пытаясь навсегда смыть прикосновение наглых мужских пальцев, капли его поганого семени.