В голосе профессора прозвучала
необъяснимая горечь. То ли ему было жаль да Винчи, то ли Тома печалила
повальная необразованность молодого поколения.
— И тем не менее,
— проговорила я, поёжившись от ветра, — личность Леонарда да Винчи
остаётся одной из самых знаковых как в искусстве, так и в науке. Подробности
личной жизни играют роль, только когда человеку больше нечего предъявить
обществу. Мы все хотим быть замечены, чтобы о нас помнили. Иначе для чего жить?
— Герострат сжёг храм Артемиды
Эфесской, чтобы его запомнили потомки. Эфесцы приговорили его к смертной казни
и «проклятию памяти»: никто и никогда не имел права упоминать о нем.
Удивительно, не правда ли? Тех, кто возводил храм, никто не помнит. Зато знают
имя преступника, уничтожившего одно из Семи Чудес Света, — профессор
мельком огляделся и вдруг заговорщицки подмигнул: — Ну а вы? Расскажите,
какого быть натурщицей у такого художника, как господин Ларанский?
Недоумение отразилось на моём
лице, и Тома, хитро прищурившись, добавил:
— Демонизация человека иногда
бывает прижизненной. Думаю, вы слышали, что прошлое князя имеет много тёмных
пятен. Опасные тайны, знаете ли, подогревают интерес к нему. Как к
мужчине.
Я опешила. В воздухе повисло
неловкое молчание, которое возникает, когда кто-то настырно пытается выведать
интимные тайны. Только профессора Тома нисколько не смутила собственная
бестактность.
— Князь меня интересует в
той же степени, что и прошлогодний снег, — холодно отчеканила я.
— Да будет вам! — мой
собеседник хохотнул и махнул рукой. — Женщин тянет на плохих парней,
верно? О! Эта наивная женская мечта сделать из лютого зверя комнатного
пёсика, который будет по команде и лапу давать, и тапки в зубах приносить.
— Это переходит всякие границы!
— возмутилась я и развернулась, чтобы уйти.
Цепкие пальцы ухватили за
предплечье, и профессор резко повернул к себе.
— Не будьте наивной дурой!
— прошипел он. — Кувыркаться с мужиком и ничего не знать о его
прошлом… Просто сознайтесь, вам доставляет извращённое удовольствие трахаться с
маньяком.
— Демонизация, да,
профессор? — ухмыльнулась я и зло сощурилась. — Я вижу, вы куда более
осведомлены о моей личной жизни. Если действительно считаете так, то не
сто́ит распускать руки. Иначе, мало ли, какие могут быть последствия… Вдруг я
натравлю на вас лютого зверя? Надеюсь, я достаточно хорошо объяснила?