— Видать, просто выпало, когда он пролетал над лесом. Или она… В
птичьем виде хрен разберёшь, какого они пола. Зато когда
оборачиваются — тут уж нет сомнений. Бабы у них самые что ни на
есть настоящие, все прелести на месте и тоже будто серебром
присыпаны. Сверкают во всех местах. Хотя, быть может, это иллюзия —
для отвода глаз.
— А ты их видел? — с сомнением в голосе спросил Снори.
— Издалека, — признался Роб. — А как хотел подойти поближе,
разглядеть, так они мигом обернулись и удрали в облака.
— Говорят, за каждое перо гильдейские волшебники платят по пять
серебряных монет, — вспомнил ворчливый Снори и почесал заросшее
лицо.
— Такое и на все десять потянет, — рассудил Роб.
— Для чего они магам? — осторожно спросила я.
— Они из них особые эликсиры варят, чтобы, значит, тоже летать,
как птицы, — пояснил мне Снори, растопырив руки и изобразив, как
летают человеческие волшебники. — Крыльев у них не вырастает, но
оторваться от земли можно.
Я представила, как нелепо выглядел бы человек, вздумавший
полетать при помощи зелья, и невольно захихикала. Роб поднялся,
обошёл стоянку, а после подбросил в огонь полено и вновь уселся
рядом со мной.
— А ещё говорят, инквизиторы как-то изловили такую птицу, чтоб
исследовать превращение. Заперли в своих подвалах, все перья
повыдирали. Хотели заставить обернуться в человека и заговорить. А
она упёрлась — и ни в какую. Только карканья от неё и добились,
больше ничего.
Мне стало не по себе, и я невольно прислонилась к мужчине
плечом.
— Но потом-то отпустили? — тихо спросила я.
— Ага, как же, — сплюнул под ноги Роб. — Спалили, конечно, на
костре. Думали огнём вытащить из оборотня настоящую сущность, но не
вышло. Потому как никто не знает, какое из их обличий более
настоящее — человечье или звериное. А у них всё, что объяснить
запросто невозможно, так сразу от демонов. Ублюдки. Стражи от
начала времён не позволяли себе такого… наверное, потому их и
выгнали из церкви.
Надо же, промелькнуло у меня в голове, и меня ведь выгнали из
церковного приюта. А чего я ужасного совершила? Послушалась
распоряжения матери Клары, только и всего — была ласкова с одним из
тех, кто защищает мир от демонов, некромантов и прочей нечисти.
«Скверно, дитя», — сказал мне тогда генерал Гвинта. Сейчас мне
хотелось бы сжать кулаки и кинуться на него с криками: «А птиц
сжигать не скверно?» И этот неприступный, как скала, человек со
взглядом ледяного истукана не дрогнул бы ни единым мускулом. Он бы
ответил: «Скверно, дитя, не уметь отличать оборотней от порядочных
людей».