Я осмелилась заглянуть в его глаза, и теперь они не казались мне
абсолютно чёрными. Они были цвета тёмной стали, лишь по самому краю
обведённые чёрным ободком. И в них не было ни злобы, ни жестокости,
о которой всё время твердил Лейс.
— Кто все эти люди… то есть эльфы? — робко спросила я, кивнув в
сторону лагеря.
— А, они — Хранители. Пограничники, как и ваши Солнечные стражи.
Верховный жрец попросил меня сопровождать отряд, чтобы выяснить
причину, по которой беспризорные мертвецы бродят по лесу и нападают
на всех без разбору.
Я кивнула и в двух словах поведала Гаэласу о нашей схватке с
беспокойными скелетами. Он слушал внимательно, чуть хмурил брови и
местами уточнял у Лейса некоторые моменты, которые тот переводил
слишком поспешно.
— Нужно будет осмотреть то место, — заметил он, после чего вновь
вернулся к своему рассказу. — Собственно, я вынужден был прервать
мои изыскания в замке, но по возможности во время похода найти
хороший материал для дальнейших исследований. Тела, как ты
понимаешь. Желательно ещё живые.
— Для чего тебе живые тела, если ты можешь вытащить из могилы
мертвецов? — спросила я, на всякий случай отодвинувшись подальше от
его пристального взгляда. Казалось, он высматривает внутри меня
что-то такое, о чём я и сама не подозреваю.
— Моя научная работа, — пояснил Гаэлас, — требует, чтобы
подопытный ещё дышал при совершении ритуала. Таким образом я
надеюсь изучить превращение духа, который не успеет покинуть тело,
прежде чем оно перейдёт в стадию посмертного существования. Видишь
ли, когда эльф или человек умирает быстро, то его сознание
мгновенно угасает. Такие тела, несмотря на свою свежесть и память
мышц, хуже поддаются обучению. Ты и сама убедилась в неуклюжести
тех древних мумий и скелетов, что напали на вас. Они были тупы и
действовали не слаженно. Иначе мы бы сейчас не разговаривали с
тобой.
Меня поразило его спокойствие и то, как легко он рассуждал о
превращениях живого организма в ходячего мертвеца, не принимая во
внимание никаких сопровождавших этот ритуал мучений. Что если с
такой же небрежной лёгкостью учёного-экспериментатора он сегодня же
раскроит мне голову или живот, а затем примется надиктовывать
помощнику наблюдения, запивая свою речь бокалом эльфийского вина?
Когда я глядела на его невозмутимое лицо, мне казалось, что именно
так оно и будет. И, как ни смешно, это не была жестокость — он
говорил с выражением опытного целителя, столкнувшегося с занятной
болячкой. По следующей же фразе некроманта я поняла, что я — та
самая неизвестная его науке причуда природы.