- А постирать, Спытек, не судьба была? – обратился к бывшему
владельцу спального места.
- Да я … - замялся парень, - как-то некогда все было, а потом я
их, пятна, уже и не замечался. Но я не ссался!!!
- Если хочешь, давай поменяемся? – влез в разговор брательник. –
Мне все равно на чем спать. Тем более, видно, что пятна старые.
- Тороп, твоя лежанка ненамного лучше моей. Лучше давай-ка мы
снимем все, тряпки простирнем, а солому новую набьем, возьмем у
твоего отца.
- А что? Давай! – загорелся Ладислав и тут же, с ловкостью
обезьяны, соскочил с нар.
Нашему примеру решили последовать и Станила с Добрилой.
Остальные старожилы сделали вид, что с их лежаками все в полном
порядке и они чисты, как слеза младенца. А когда мы уже выходили с
матрасами и подушками на улицу, нам вслед донесся комментарий
Гудя:
- Чистоплюи, ху…вы! К мамкам свои идите, - Ладислав со Станилой
подорвались было ответить, но я их удержал.
- О чем вам говорить с этим зассанцем? Нравиться некоторым на
вонючих лежаках спать, пускай и дальше этим занимаются, не мешайте
им получать от этого удовольствие.
Мои слова Гудь услышал, что-то там забубнил в ответ, но мы его
уже не слышали. Сначала вытряхнули из матрасов и подушек
полусгнившую солому, потом, прихватив наволочки, пододеяльники
направились из града к реке.
Хорошо хоть, что сейчас была возможность выбрать лежанку на
втором ярусе, да подальше от дверей и прочей «вентиляции», зимой на
первом ярусе будет, мягко говоря, весьма прохладно. А ведь уже этим
летом, после Ивана-Купалы и инициации, сюда переедут оставшиеся еще
четыре тринадцатилетних подростка из «младшей дружины», а к восьми
оставшимся двенадцатилетним добавятся входящие в возраст пять
подростков. А у нас тут, в Дружинном доме, Станила с Добрилой
получаются самые младшие, им еще только по двенадцать лет, и если
бы не происшествие на охоте, сюда они должны были заехать только в
следующем году. Гудю – пятнадцать лет, остальным старожилам
Дружинной избы – Здебу, Круку, Святу, Спытеку – по четырнадцать
лет.
Возвращались все вчетвером обратно в барак уже ближе к вечеру,
весь день, просушивая у реки на жарко припекающем солнце
выстиранное постельное белье. Все пять барачных постояльцев
оказались на месте – трое тренировались битве на копьях, тыкая друг
в друга тупыми палками, Здеб стрелял по мишеням из лука, а Гудь в
бараке готовил на всех какое-то малоаппетитное варево. Продуты нам,
неполноценным воителям (ни жены, ни дома, ни хозяйства), обитателям
Дружинного дома, регулярно выделялись общиной. Ну и на том спасибо!
Правда, меня смущал повар. Он не столько варил, сколько ел из
горшка – постоянно мешал, постоянно пробовал, съел таким макаром,
наверное, уже целую порцию. Это я за ним исподтишка наблюдал, когда
раскладывал на нарах свой матрас с подушкой.