– Такую репутацию надо было еще заработать!
Однако мой тон оставался серьезным:
– Арн желает знать, связаны ли как-то обвинения против Папы с тем апрельским нападением на него. По рекомендации Алкуина выяснить это дело послали меня. Ты же был указан в качестве полезной связующей нити.
Павел с полминуты помолчал.
– Ну а если, скажем, имена тех обидчиков будут установлены, что тогда? – спросил он негромко.
– Этого пока не решено. Я здесь лишь затем, чтобы потихоньку собрать сведения. Ты поможешь мне в этом?
Последовала еще одна пауза, после чего мой старый друг с саркастичной усмешкой произнес:
– Конечно, я помогу тебе, Зигвульф… Безделье стало мне понемногу наскучивать. А в книге пословиц есть одно весьма мудрое изречение: «У Господа для его промысла припасено все, даже зло на черный день».
Он неторопливо поднялся:
– Но сперва давай подкрепимся. Как раз в это время дня у меня главная трапеза. Никаких излишеств: пищеварение у меня уже не то, чтобы злоупотреблять скоромным.
* * *
За копченой рыбой с соусом из фенхеля, а также хлебом и фруктами я поведал Павлу о том, что мне рассказал Альбин, и о своем посещении церкви Святых Стефания и Сильвестра.
– Я рассчитывал осмотреть ту церковь изнутри. Мне думается, что налетчики могли вначале затащить Папу туда, пока не показалась стража.
– То здание было некогда храмом Непобедимого Солнца, – рассказал хозяин дома, ловко отделяя от костей мясо сардинки. – А теперь это обитель Бога и монастырь, которым управляют приехавшие из Константинополя греки.
– А не могло ли у греков быть каких-то своих счетов со Львом, которые они вознамерились свести? Ведь та расправа по своей пылкости вполне в их духе, – заметил я.
– Ты имеешь в виду то, что они попытались выколоть ему глаза и отрезать язык?
– Да. Ведь так, кажется, заведено у греков Византии, когда они желают низложить неугодного им императора?
Признаться, я размышлял над этим во время своего неблизкого пути из Падерборна.
Бывший номенклатор возложил очищенную от костей рыбу на ломоть хлеба.
– Помнится, именно такой каре подвергла своего сына Константина императрица Ирина, чтобы захватить себе всю полноту власти. Ослепила его и заточила в монастырь.
Он откусил от хлеба с рыбой и, пожевав, продолжил:
– Однако есть существенная разница: язык Константину греки не отрезали. Ослепить его ослепили, но горящими угольями, а не острием ножа. – Он издал степенную отрыжку. – И свое дело они сделали успешно. Константин у них на этом свете не задержался: ушел в считаные дни.