- Это здорово. Стало быть, ты владеешь инструментом? Играешь
на пианино?
- Ну, - я тянула гласную, смакуя то, как он сказал, что я
владею инструментом. – Да. Читаю с листа.
- Очень круто, моя тётя умеет это. Ты поёшь?
- Совсем немного. Стать профессиональным исполнителем в мои
планы никогда не входило, - я продолжала наслаждаться отличным мясом, но этот
взгляд зелёно-карих глаз и довольная усмешка не давали покоя. – Что ещё? – я
отложила столовые приборы. – Если ты, если тебя смущает, я смущаю… я, пожалуй,
пойду.
И я была готова поступить именно так, уже сползла со стула,
но Дамир остановил.
- Нет, ничего такого. Наоборот, мне нравится смотреть как ты
ешь. У нас в семье принято наслаждаться едой. Просто, - он помедлил, - не могу
не спросить, джигит это я, тут и гадать не надо. А вишенка? Ты?
Вишенка? Я сглотнула и потянулась за водой, но, не глядя,
опрокинула в себя остатки коньяка одним махом. Кашляя и давясь слезами,
пыталась сообразить, когда сболтнула лишнего. То, как быстро Дамир оказался
возле меня, протягивая стакан воды и помогая восстановить дыхание, уже не
удивляло. Но он ждал ответ, и мне не оставалось ничего иного, как сказать ему
правду.
- Вишенка, нет, это не я. Это твоя машина. Я, она такая
красивая и… Я прохожу мимо неё каждое утро. Но что ты её хозяин не знала до
недавнего времени, вот. А откуда ты?..
- Ты болтаешь во сне, ты знала это? – мужские ладони
обхватили моё лицо. Большой палец оглаживал нижнюю губу. – Возможно, на тебя
так подействовали обезболивающие. Ты говорила о маленькой вишенке, и о том, что
несносный джигит один владеет ею. А я хочу владеть тобой.
Его губы коснулись моих. Легко и невесомо, скорее даже
целомудренно, первые пять секунд. И я хотела наслаждаться этим, приоткрыла рот,
но тут его язык ворвался внутрь, заявляя свои права и захватывая. Он дразнил,
пробовал, сводил с ума. Одна рука Дамира переместилась к моей шее, другая так
крепко обхватила задницу, толкая ближе и позволяя ощутить, как твердый член
прижался к бедру. Голова кружилась, и не только от выпитого залпом коньяка.
Больше от понимания, что это я делала с ним. Я. Никто другой. Точнее никакая
другая. И от осознания этого мои внутренности превращались в желе и таяли под
горящим взглядом и не менее горячим натиском.