– Да поймите Вы, не могу я здесь больше оставаться. Здесь всё сделано его руками, абсолютно всё напоминает о нём, я так не могу больше, я дни и ночи плачу, всё его вспоминаю.
– Пойми Феврусья, не вернёшь его, похоронка пришла, живые свидетели есть, что ж теперь делать, не одна ты такая горемыка, тысячи женщин по всей стране потеряли своих мужей и остались вдовами, тяжело всем, не только тебе, кто выжил в этой войне, тому о жизни надо думать, детей поднимать, смирись с судьбой, тебе ради детей жить надо, вон младшему-то всего три года. А ты собралась с ними по тайге куда-то тащиться. Какая деревня там, где это, чем живут?
– Деревня Подбель, где-то недалеко от Енисея, рядом с посёлком Ворогово, я в тех местах и не бывала. А живут там своим трудом.
– Да не прожить тебе сейчас без колхоза своим трудом, едоков много, а рабочих рук слишком мало.
– На всё воля Божья.
Дал председатель с собой ячменя не много, да два мешка мороженой картошки. Больше и дать-то нечего было, уж сильно голодно было в Сушняках. Люди умирали целыми семьями и дома стояли с заколоченными окнами, как памятник тем суровым испытаниям, выпавших на людей в военные и послевоенные годы.
Никак не могла Феврусья Александровна смириться с потерей мужа. Не верила, или не хотела верить, что он погиб, некоторые годами воевали и остались живы, а он только ушёл и сразу же погиб в первом бою. Она с молодых лет любила его, неугомонного весельчака. Никогда он не обременял себя заботами о богатстве, наверно оттого, что сам был из бедной семьи и богатства никогда не видел, любил идти по жизни весело и беззаботно. Любил с девками погулять, иногда и дома не ночевал, только Феврусья не обращала на это никакого внимания, некогда было, всё время уходило на ребятишек и домашние дела. Да и любила она его и тянулась к нему, может потому, что сама по жизни была очень скромной, стеснительной, тихой и незаметной.
При воспоминании о муже снова покатились слёзы из глаз, ладно хоть ребятишки не видят, все заняты своим делом, все идут и толкают нарты, а ей не привыкать молча глотать свои слёзы. Ведь как она его просила тогда и уговаривала.
– Не уходи Харлампий, у тебя же бронь есть, ты же семь лет здесь работаешь председателем колхоза, ты не молодой, тебе сорок один год уже, ну зачем тебе эта война?