– Кыш-кыш, проклятущие, не дают детям поспать! – особенно громко шипела на каркающих ворон и сорок уборщица тётя Маруся, специально громыхая вёдрами, чтобы разогнать наглых, привыкших к ней птиц. Потом она вязала из сосновых веток два плотных веника и начинала выметать веранду. Пыли не было, утренняя свежесть наполнялась запахами хвои. Дверь в комнатку посредине веранды бесцеремонно открывалась и жёсткая ладонь уборщицы теребила русые волосы на голове подростка. – Лёш, а Лёш, вставай, сынок, чай, сам просил разбудить пораньше-то, чтоб до Виталича на реке оказаться… Ой, и что это тебя несёт, да почти каждое утро-то. Спал бы да спал, сил молодых набирался! А этот чёрт безногий, приучил парнишку к рыбалке… Ладно бы уж рыба была, а то так, баловство одно!
– Спасибо, тёть Марусь… Щас встаю, уже проснулся… Только минутку ещё. – И начиналась игра в поддавки: уборщица ворчала, подросток отвечал, что уже встаёт и снова засыпал.
– Всё, ухожу в другой конец веранды, не встанешь, уже некому будить…
Только после этих слов Лёшка поднимался с узкой панцирной койки, быстро надевал плавки, трико и майку, вытаскивал из дальнего угла комнаты трёхлитровый бидон с карасиками-живцами, за которыми специально ездил на велосипеде в деревню на пруд, и бежал к реке. Туман клочьями висел на еловом лапнике, клубился на просеке до самой низины, где стремительно кружила воронками речка: неширокая, но глубокая, капризная, чистейшая и рыбная, на удивление всех приезжающих сюда рыбаков. На большой поляне, через которую река бежала разливом, разрешалось купаться всем, кому ни попадя: приезжим рабочим, деревенским пацанам, родителям-варягам, которые без разрешения почти каждый день объявлялись у ворот пионерлагеря. Но Лёшка мчался влево по руслу, где за поворотом начиналась стремнина. Здесь каждый год и строили деревянные прочные мостки для бассейна. Пляжа как такового не было: взгорок из глины с песком, лужайка, поросшая осокой, клевером да мать-и-мачехой, а дальше – орешник, созревавший к концу августа толстыми зелёными плодами из двух и больше орехов. Объедались всем лагерем.
Лёшка открыл замок на фанерном сарае, стоящем у кустов, вытащил спасательные круги и канаты, развесил инвентарь на щиты, укреплённые на берегу, и только после этого достал жерлицы: сначала дело, потом – рыбалка. Забросил восемь жерлиц, на это ушло минут сорок времени, в руках оставались две, счастливые, которые он опускал в самое глубокое место реки. Смотрелись они смешно, даже нелепо: в плавательном бассейне стоят удочки с наживкой. Но именно здесь, на глубине, недавно попались щука в три килограмма и окунь-красавец почти на килограмм.