– Может, вам уехать? – я спрятал бутылку под стол. Пить расхотелось.
– Куда там… В Узбекистан? Нет. Это моя страна. Помогите. Вы здесь многих знаете. Наверняка есть знакомые и в Шабаке.
Я промолчал, но выпрямился в кресле.
Глаза вдруг стали оловянными, словно в уголовном розыске.
Запахло паленым солнцем
– Так вот, – продолжал он. – Скажите им там, кому надо, что я никакой не враг. Вас послушают.
И надежда тлела в его глазах, как головешки костра, в котором человек сжигает себя сам, злорадствуя и жалея одновременно.
– А что делать, – подумал пи-ц, – Кроме как назвать себя будущей вечной жизнью? Иначе не поверят.
– Отвернитесь, это секретно, – я защелкал по костяшкам телефона. – И он натянул себе шапку на голову. До самого Адамова яблочка, которое Ева успела надкусить, не познав.
Фольга хрустнула и затихла.
– Але, Меир, извини, буду говорить на русском, чтобы твои коллеги не поняли, – меня понесло. – Дело важное. Тут у меня один репатриант из бывших военных, хороший мужик.
Я вытащил его удостоверение личности
– По фамилии Белаконь. Да. «Бела», как Белла, твоя тетя из Хайфы. И «конь», как конь с мягким кончиком, ну ты помнишь…
– Сионист, – подсказал один человек.
– Сионист еще тот, с самого детства. Так вот, ваши ребята его там, вроде, облучают почем зря, а он наш. В смысле, свой. Я за него ручаюсь. Меир, сними с него наблюдение. Сделай для меня. Пусть парень живет спокойно.
И тут я увидел, что один человек качнулся на стуле – то ли от нервного напряжения, то ли от духоты.
Фольга – это еще тот отражатель виртуальной реальности.
Мне стало страшно, как на собрании пацифистов.
Еще не хватало вызывать в офис врачей – эту белую смерть в простынных халатах.
– Все. Снимайте свою «буденовку». Идите работайте. Больше вас никто не побеспокоит.
Он смотрел на меня, как маленький пупс в подвальной купели вифлеемского храма рождения Христова Палестинской еще автономии. Светло и непостижимо.
Все дети рождаются Иисусами, но потом живут с кем ни попадя. И умирают как попало.
Один человек светился, словно только что вышел из дверей туалетной комнаты.
Прочищенный, как после исповеди в публичном доме.
Что нужно в этом мире, чтобы порой сделать другого человека счастливым? Кусочек лживой правды под стельку отвисшего языка жадности. Да щепотка тепла на неистощимый клитор самолюбия.