Миша долго переживал и наконец почувствовал себя, по-настоящему, одиноким и немолодым. Это когда ты ничего не можешь дать, а значит никому не нужен. Отдавать – это тоже наука жизни, как и, с другой стороны, самодостаточность. Он об этом и не думал. Он просто работал всю жизнь, где взяли и держали, пока им было нужно.
Миша и сейчас работал: то на выборах, то на подхвате, то статистом в кино.
В кино с ним это и случилось. Однажды его пригласили сниматься в новом фильме известного режиссера. В массовке. Картина была о трагедии евреев его родного города, которых начали убивать еще до прихода нацистов в годы той еще войны. Лишили работы, бизнесов, права ходить по улицам. Нацепили шестиконечные звезды. А потом выгнали из домов и, в чем есть, согнали в гетто. И тоже убивали. Почти всех.
В первый день съемок была сцена, как этих людей гнали вдоль затихших ничего не видящих домов на смерть. Не видел – значит не знаю. Не знаю – значит ни при чем. Бывают времена всеобщей слепоты. Куриной. Зато живой.
Евреев привели в район, где они должны были жить и откуда их забирали умирать в пригородных рвах. Но дома остались. И их новые хозяева тоже. Здесь и вели съемки. Мише дали шикарное драповое пальто по фасону тех времен с желтой шестиконечной звездой. Настоящее, большое, теплое. Как мама. Вокруг были люди и какие-то разговоры ни о чем. О жизни. Мише это нравилось, потому что появлялись новый знакомые и можно было с кем-то поговорить. О ценах и «звездах». Можно поспорить о чем-то далеком, где не был, но слышал. Это и называется общением.
К сожалению, режиссер довольно быстро скомандовал идти. Прямо. Неизвестно куда. Режиссер явно был не русский. Русский всегда ззнает куда послать и идти самому. И Миша пошел со всеми. Массовка была немалая. Но с обедом и какими-то деньгами в конце дня. Всё лучше, чем сидеть дома, свободным.
Еще уходя из дома, он открыл почтовый ящик и получил платежку с выплатами за свет, газ и квартиру. Получилось почти все, что давалось от государства на жизнь. Чтоб хотя бы рот был занят. И было, что терять.
– Не толпитесь, – командовал режиссер откуда-то сбоку и сверху. Смотрите под ноги и вперед. Но не по сторонам. Проникнитесь. Вам тревожно и горько….
Миша шел со всеми и смотрел только вперед, и без команды. Но ничего не видел. Ему было и тревожно, и горько. Если выплатить все, что прислали, то едва хватит на еду. Хотя – подумал он – С голода не умрешь. Все-таки, не те времена.