на прокорм скотине, увы, не в пример бумаге.
Здесь, где вода из крана – почти спасенье —
не вообще – от равенства и свободы,
от ерунды какой-нибудь, от невезенья.
Утром проснувшись – чувствуешь, что голодный,
и ставишь кофейник, готовишь облезлый завтрак,
чтобы совсем не сгинуть, не кануть в горе,
что наступает утром, почти внезапно,
как наводнение – только в другом просторе —
и как-то боком, чтоб не задеть строенья
и всё остальное, всплывшее в разговоре,
что недоступно глазу в момент старенья,
так и оставшись вымыслом, то есть – горем.
В этих краях любой может стать пейзажем —
не повезёт – украсит собой кладбище —
жалким портретом с датами или даже —
статуей в рост – эдак за десять тысяч
или ещё дороже – волна не смоет,
точно с кастрюли сажу – с песком и глиной.
Ветер, от сажи тоже, трубу отмоет,
чтоб жизнь не казалась длинной. Уж слишком длинной.