Все тело кололо иглами. Ксения приподнялась на локтях и сказала радостно:
– Мама, это музыканты!.. Рядом с нами музыканты живут. Я их на завалинке видела! Давай их к себе пригласим на пирог!
«Пирог», – сморщилась мать и заплакала. От ее рук, волос и кофточки сильно пахло рыбой. В барак доносился гул свободного моря. Простуженная Ксения прометалась в жару три дня и три ночи. А на четвертый день к ним в камору пришел сосед по бараку, гнилозубый старик Федя, бывший Царский кучер. Он принес хрипло кашляющей Ксении банку варенья из жимолости и толстую книжку в тисненом переплете с обгорелыми краями. «Я Царя возил, когда мне было шестнадцать лет, – сказал Федя грустно. – Меня за это – ой как наказали!.. Ешь вареньице, дочка, ешь. Эту ягоду и медведи любят. А книжка – тебе, штоб не скучала без мамки-то. В школу-то не бегаешь?.. Нет?.. Ну и верно оно, што зря глаза проглядывать. Эта книжка, она много лучше всех школ. А если какую букву не разберешь, я тебе – подскажу…»
Ксения, ослабив повязку на горле, с наслаждением залезала ложкой в банку, подцепляла темно-синие, горько-сладкие длинные ягоды, листала страницы в потеках и узорах застывшего воска. Гладила масляные пятна, вытаскивала змейку закладки. Эта книжка была Библия на церковнославянском языке. Федя смолчал, откуда она ему досталась, но Ксения все и без слов поняла: от убитого Царя. Царь со всею Семьей был намалеван на стене в поселковой деревянной церкви. Может быть, это он сидел на завалинке в тюрбане и плакал от Райской музыки?
Ксения долго, щурясь, при свете ночника разбирала славянскую вязь, сон победил ее, она уснула, читая, и книга выпала у нее из рук.
А потом выпало и детство.
«Открой мне, малой и грешной,
Господь мой и Бог мой,
двери покаяния моего: вспоминаю утро дней моих
и плачу светлыми слезами о них, невозвратных,
ибо загрязнила на долгом пути чистоту свою,
так очисти меня благоутробною милостью Твоею».
Покаянная молитва св. Ксении Юродивой
на Великом Повечерии