Кордка бросила пристальный взгляд на мужа. В столь опасную минуту она испытала сильнейший прилив нежности, и, не в силах сдержаться, стала напевать мотив их юной любви, сначала тихо, затем, увидев, что глаза мужа благодарно заблестели, стала петь все громче, вкладывая в мелодию запах того ромашкового поля, где впервые испытали они счастье единения.
Корд тем временем продолжал свою речь.
– Что же касается твоих подлых замыслов, то я знаю, что вы идете на преступление из-за бедности своей, и из-за обиды на тех, кому дано более чем вам. Не перебивай! (худощавый гном хотел было возмутиться) Потому я поделюсь с вами своим скромным даром, а затем вы покинете мой дом. Открывай свою шкатулку!
Толстяк-гном облегченно вздохнул и с надеждой посмотрел на старшего.
– Что же, нас это устраивает! – старший гном усмехнулся. – Всегда бы так! Но есть одно но: я люблю товар лицом, а потому мы возьмем песню, что напевала сейчас твоя супруга… Наши умельцы в горах искромсают ее, выпарят и из остатков сделают творение, более подобающее вкусу гнома. Затем мы получим за него мешок алгаллов и выпьем за тебя, старик! Клубы лучшего мурра будут радова…
– Нет, – седой корд смотрел прямо в глаза бахвалившегося гнома. – Вы не получите это. Никогда.
– Хе, – ответил налетчик. – Вот как ты заговорил! Что ж, открывай шкатулку, брат, и пусть заиграет она утренний гимн черных орков! Причем в моем ремиксе! Старик пожалеет о своем благородстве!
Видя, что толстый гном медлит, он зашипел ему в лицо:
– Искусство принадлежит всем, а если не хотят делиться, пусть пропадут насовсем, мы подберем крупицы.
Кордка прижалась к мужу, который гордо стоял, сжимая в руках бесполезную лютню. Через секунду киловатты деструкции обрушатся на них, раня сердце, корежа слух, вибрируя во всех органах частотой черноты…
Однако гном-новичок медлил.
– Клянусь диссонансом, ты сродни побитой собаке, слабак! – обрушился главный гном на приспешника, который в отчаянии роковой ошибки растерянно глядел на кордов.
Главарь выхватил аппарат из ослабевших рук толстяка.
– Вот и все, старый лабух! Дореми! – злодей с силой ударил по кнопке.
Его горе-сообщник инстинктивно зажал уши, хотя ему не принесла бы вреда и сама Мака-рена, зазвучи она в тот миг из адской шкатулки. Уж таковы гномы.
Но не таковы корды… С первыми звуками невообразимого они почувствовали резкую боль, тоску, раздражение, им расхотелось жить. К ужасному гулу примешивался атональный хохот гнома и шум бури за окном. Когда громкость и фальшивость звука набрали полную силу, они взглянули друг на друга, как на чужих, и начали погружаться в полную апатию, где нет места чувствам. Их глаза помутнели, а слух испытывал неописуемые трансформации. Конец был близок…