ЛОРЕНЦО. Раз вы, милорд Бассанио, нашли
Антонио, прощайте, но прошу
К обеду вспомнить, где нас с вами ждут.
БАССАНИО. Я вас не подведу.
ГРАЦИАНО. Антонио, вы выглядите плохо.
Вы слишком уважаете мирское.
Утратишь то, что суетой купил.
Вы очень изменились, верьте слову.
АНТОНИО. Мир для меня всего лишь мир, подмостки,
Где всем есть роли; мне же навязали —
Печальную.
ГРАЦИАНО. А я б сыграл шута!
И пусть от смеха морщится лицо,
Пусть печень распалится от вина,
А не от вздохов сердце охладится.
Кровь у тебя кипит, а ты сиди,
Как гипсовый старик, спи наяву
И желчью от сварливости набухни?
Антонио, моя любовь к тебе, —
А я тебя люблю, – велит сказать:
Есть сорт людей, чьи лица, словно топи,
Подернутые тиной, – эти люди
Всегда молчат, тем самым о себе
Распространяя мненье, что они
Мудры, важны, уверены в себе,
Как бы твердя: «Я – главный прорицатель;
И пес молчи – когда открою рот!»
Я знаю их, Антонио: они,
Помалкивая, умными слывут,
А речь начнут – и как винить того,
Кто, слыша это, их зовет глупцами?
Продолжу я потом. Но не лови
Ты на приманку грусти эту рыбку —
Невыгодное мненье о себе.
Пойдем, Лоренцо. Эти увещанья
Закончу, пообедав. До свиданья.
ЛОРЕНЦО. Мы до обеда покидаем вас.
Я, видимо, стал умником немым:
Рта не дает раскрыть мне Грациано.
ГРАЦИАНО. Со мною пообщайся пару лет, —