Побывальщины - страница 43

Шрифт
Интервал


необычный. Ощущалась от него скрытая сила. Опасность какая-то. Что-то вроде угрозы.

Откуда он появился? Почему от нас не отстаёт?

Халупу, из которой он вышел, мы видели – не жилая она совсем. А ведь если он там обретается, то хоть как-то под себя обустроить её должен.

Опять же – глухие места кругом. До ближайшего жилья топать и топать. В общем, много странного.

Ну вот. Вручили мы мужику бутылочку и наблюдаем. Присел он подальше от костра и пить пытается. А пробку не открыл! Кто-то из наших засмеялся. А тот как разозлился, вскочил да гукнул с силой! У всех аж уши заложило.

Я его успокоить пытаюсь. Спокойно, говорю, отец, сейчас всё исправим. Ну и жестами себе помогаю. Смотрю – он протягивает мне бутылку, а сам наблюдает. Открыл я её, вернул мужику. Он голову запрокинул и выхлюпал всё до донышка. Да быстро! Когда только глотать успевал.

Вроде крякнул довольно. А потом как свистнет! Ураганом ветер пронёсся – пламя затушил, запорошил глаза, закружил голову.

Когда очухались малость, огляделись – мать честная! На поляне мы, возле машин! Ни тайги вокруг. Ни избёнки. Ни мужика.

Такие вот получились орешки.

Кстати, мешки с шишками мы потеряли. Остались они где-то там, в чащобе, возле жилища этого лесного бича.

Потом уже, после, мы часто обсуждали произошедшее, сверяли впечатления. Всё гадали, что за мужик такой попался. И что интересно – облик его, одежду, бороду чудную, запах острый, звериный, помнили, но вот лицо никто не брался точно описать. Ускользали черты. Смазывалась картинка.

Лишь глаза его возникали из памяти. Жёлтые они были, а зрачки – вертикальные!

Трудно подобное забыть!


Бабушка сокрушалась, что бледнеют со временем воспоминания, выцветают с годами как старая ткань. Редко что остаётся по прежнему ярким, будто случилось только вчера.

Забываются даты, лица, имена, но отчётливо помнится, встаёт перед глазами родная степь – ровная, бесконечная, пёстрая от цветов. Волнуется под ветром ковыль, высоко в небе жаворонки звенят колокольцами и пряный дух поднимается от нагретой солнцем земли.

- Какие охапки приносили мы после покоса! Собирали душицу да чабрец, шалфей и ромашки… В редких балках росла мозжуха - можжевельник. Принято было у нас жечь его ветки на Пасху. Окуривать дымом комнаты, хлев, использовать для костра.

На страстную, перед Пасхой, обязательно разжигали большой костёр. Больше даже, чем на проводы Масленной. Так весну грели да нечисть пугали, от домов отваживали. Выкладывали костер из старого хлама, хвороста да можжевеловых лап. Всё шло в дело – и обувка сношенная, и старые плетёнки да корзины, отслужившие голики, сломанные колёса, солома. Солому брали осторожно, с опаской - старались