Верка трясла ее за плечи, поливала холодной водой и рыдала, рыдала…
Слушать это было невыносимо: «Мамочка! Не оставляй меня! Я тебя умоляю!»
Тетя Таня пролежала пять дней и ночей. А потом вдруг встала и пошла в ванную. Открыла кран, набрала полную ванну воды, побросала туда все грязное белье, которое накопилось, и, сев на край ванны, начала его ожесточенно стирать.
Верка была в абсолютной панике, кричала мне в трубку: «Что делать? Что делать?
Может, вызвать „Скорую помощь“?»
Я не знала, что делать. Разбудила маму и рассказала все ей. Мама вздохнула. Никакой «Скорой помощи»! Ее заберут в психушку и припаяют диагноз! Заколют страшным галлоперидолом, и Веркина мать превратится в овощ. Надо подождать – снова вздохнула мама. Может, отпустит? Может, так и начало отпускать?
А тетя Таня все полоскала белье…
Вот тогда Верка решилась. Отомстить ТОЙ и вернуть блудного и нерадивого, неверного своего отца.
План ее был таков: гадину ТУ отравить. Просто сжить со света, и все! Извести!
– Я буду мстить! – торжественно объявила она.
И я ей поверила.
– А как извести? – не поняла я.
Слово это было какое-то… старческое и деревенское. Очень страшное слово!
Я испугалась. А Верка, похоже, что нет. Глаза ее горели неистовым огнем мщения, тоски и боли. И еще невыносимой обидой и тревогой за мать.
– Изведу, изведу, – шептала она исступленно.
– Да как? – снова спросила я. – Как изведешь?
Мне было страшно.
– Да отравлю, – небрежно бросила Верка.
– А может быть… – она на секунду задумалась, – покалечу.
Голос, которым произнесла она эти дикие и страшные слова, был абсолютно спокойным и даже ленивым.
– Ты со мной или как? – вдруг жестко спросила она и уставилась на меня не мигая.
Мне стало еще страшнее и еще тоскливее. Бросить Верку в беде? Нет, невозможно! А участвовать в этом вот деле возможно?
Я что-то забормотала по поводу наказания и тюрьмы, а Верка спокойно отрезала:
– Нас никто не посадит! Потому, что мы – не-со-вер-шен-но-летние!
Это было как-то не очень убедительно… Тут меня осенило:
– А колонии для малолетних преступников?
Верка посмотрела на меня холодно и жестко, словно оценивая – что, испугалась?
Я пожала плечами.
– Значит, оставить все так? – грозно спросила она. – Пусть он будет счастлив, а мама моя погибает? Погибает, стирая белье? У нее уже все пальцы в кровь стерты! А где справедливость? Нет, ты мне ответь?