и которую можно перемещать, а с нею вместе – весь уклад и его правила, как заведено у кочевых народов. Подобным образом племя ахилпа в австралийской пустыне имело собственную ось мира – столб, вокруг которого «начинается обживание территории… В странствиях ахилпы таскали его с собой, выбирая направление пути по наклону столба.…Если же столб сломается – это настоящая катастрофа… члены племени скитались еще некоторое время, а затем садились и умирали»
>37.
Правую и левую стороны люди тоже «носят» с собой. Правое несложно связать с натуральными предпочтениями в ходьбе, с преимуществами правой руки – более сильной и умелой. Борьба вернее обещает честную победу, если нападать с открытой и сильной правой стороны, нежели с левой – слабой, но коварной; с левой (от себя) стороны нападают неудобно для соперника и будто не совсем правильно, как это полагают в известном предубеждении. И в этике, вере и в речи, начиная с евреев, греков, продолжая старо- и церковнославянской словесностью, десницу предпочитают шуйце (левой руке), а левой стороне (шуия) – правую (десную, десницу)>38: «…от шуия части спастися, стати же одесную…», – просят в молитве>39.
Позже этика и язык смещаются к прямизне: не отрекаясь от правоты и не уклоняясь в «предосудительную» левизну, они все-таки «выпрямляют» этические понятия. Так, французское droit, кроме направления вправо, означает «прямо» и «отвесно» (для углов и линий). Эту буквальную смысловую прямизну иносказательно обращают в честную прямоту и потом даже предпочитают ее в посланиях веры: «чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево…» (Вт. 17: 18–20). И тогда держаться прямых путей означает этически примерно то же, что и следовать правым стезям или стоять одесную.
Прямизна, однако, уже намекает на отступление от права к тому произвольному руководству, где указующая десница пересиливает право-законные тяготения и где прямолинейные direction, Direktion, директива, направление или управление по смыслу и происхождению все еще связаны с right, recht – с правом, остаются с ним в корневом гнезде и питаются его пространственно-этической правотой>40, но уже готовы немного ему «изменить» и дать субъекту, его руководящей воле перевес или власть над законом>41.
Похожим образом в Риме, рассуждая о естественном, т. е. от-природном, казалось бы, праве, определяли его «