Интереса к новой дверце Ральф не проявил; впрочем, меня это не озадачило. Она выходила на балкон, который летом Медведь использовал в качестве личного пентхауса – здесь, вдали от собратьев-неинтеллектуалов, он наслаждался закатом своей холостяцкой жизни. Медведя Ральф не боялся, но все же предпочитал обходить стороной. Пришлось вступить в игру мне. Я выходил на балкон и ласково подбадривал Ральфа, пока тот брел ко мне по мостику с крыши теплицы. Затем я возвращался в дом и оттуда заманивал упитанного котика внутрь, просунув угощение сквозь дыру в стене. Дело было утомительным и нудным, однако я старательно убеждал себя, что повторенье – мать ученья и что скоро Ральф привыкнет. Тем не менее спустя три недели ничего не изменилось. Я начал немного переживать.
– Это игра на выжидание, – утешала Ди. – Докажи ему, что ты упрямее.
Сколько еще ждать?! Я и так уже давно не пускал кота в дом через обычную дверь – форменное издевательство над ранимой душой. Я пробовал не реагировать: лежал в кровати, пока Ральф под окнами спальни рассказывал мне, что он «Рааальф!». Проходил час, вопли временами стихали, но ненадолго. Ральф, судя по всему, никуда не спешил, а потому победа была ему обеспечена.
Окончательно сломался я примерно через месяц после визита Вики. Это произошло во время финальной части утреннего ритуала – той, где я обычно выходил на балкон и звал: «Ральфик!», а сидящий на теплице кот переставал орать: «Рааальф!» и отвечал мне трогательным писком.
– Он так пищит, потому что считает тебя мамочкой, – говорила Ди. – Он бы, наверное, и грудь тебе сосал, если б ты разрешил.
К тому времени Ральф уже начал использовать новую дверцу, но каждый раз только после длительных уговоров. Я звал его с теплицы на балкон, оттуда кот пулей влетал в дом – часто под неусыпным оком Пабло, который наблюдал за происходящим с глубокомысленным видом и высунутым языком.
В то лето для защиты спальни от утреннего солнца Ди установила над теплицей неплотный ивовый экран. Он к тому же приглушал грохот от кошачьих прыжков на крышу. Обычно коты перебегали с балкона на теплицу по деревянной доске, но Ральф относился к ней с подозрением. Четырехфутовую «пропасть» он предпочитал перепрыгивать.
Итак, я в очередной раз ласково позвал: «Ральфик!» Кот рванул ко мне с верхушки ивового экрана, лоза просела, не дав возможности оттолкнуться вперед, и Ральф, из-под которого словно выдернули скатерть, шлепнулся на землю, растопырив лапы.