Крайний - страница 4

Шрифт
Интервал


– Хочешь жить, ховайся, хлопэць. Ваших завтра будуть убываты. Еврэив.


Про то, что я являюсь евреем, так же, как и мои родители, мы хоть и не часто, но обсуждали с Гришей Винниченкой. И каждый раз приходили к выводу, что ни черта я не еврей, то есть не жид, как называл это Гриша.

– Если хочешь знать, жиды – воны ух якие! У ных тайна особая, жидовська. И воны ии за собой всюды по всий земли тягають. А отдавать никому не хотять. Жидяться. А ты ж не жидишься. Ты ж мэни и мячик дав назовсим. Назовсим же ж? Дак ото ж.

Да, я отдал Грише свой мячик. Красный с полосочками. Не помню точно, какого цвета полосочки. Но точно отдал. И ничего не выпрашивал, за просто так.

Я поинтересовался, откуда Грише известно про незнакомую мне жидовскую тайну. Он признался, что ему рассказал отец. Но при этом, как уверял Гриша, Дмитро Иванович меня и моих родителей хвалил и даже смеялся в наш адрес:

– От люды, гоняють жидив… А на шо им тая тайна? Ну, золото, я розумию. А то – самы нэ знають, шо ще б такого смачного захапаты. Хай сами жиды тиею тайною подавляться…

Мой товарищ крепко дрался плечом к плечу со мной, если меня задевали на национальной почве. Хоть почва как таковая в нашем райцентре уходила от моих обидчиков – евреев же половина школы. А если брать в общем и целом – половина Остра.

С родителями я этот вопрос никогда не обсуждал.

Мы с Гришей – родные братья навек. А Гриша точно не еврей. Значит, и я.


Я спросил, почему Дмитро Иванович с винтовкой.

Он ответил:

– Я тэпэр полицай, шоб им усим повылазыло… Я и буду завтра вас усих стриляты. Тоди нэ просы, хлопчик… Нэ просы…

И вот меня причислили. Объявили евреем. Оторвали от Гриши. Я – «вас». Обида захлестывала с краями мое полудетское сердце.


Я побежал в лес в чем был. То есть практически голый. Если считать, что на дворе середина сентября.

Да. У кого винтовка, тот и стреляет. А кто стреляет, тот и милует. Вот Винниченко меня и помиловал, как умел. И я помилую своих отца и мать, когда они объявятся. Потому что буду полицай с винтовкой.


В результате усталости и голода я тайком возвращался в Остёр, примерно сказать, на протяжении недели.

Ночью подкрался к хате Винниченки. Стукнул в окно четыре раза специальным манером, как мы с Гришей обычно вызывали друг друга.

Гриша выглянул, разглядел меня и выбежал во двор. В руках у него находилось полбуханки черного хлеба. Схватил меня за локоть. Наткнулся на острую кость.