Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61 - страница 28

Шрифт
Интервал


– Я не уверен.

– Ты, значит, не уверен, а я – принимай решения!

– Пусть решение примет муж. Возьми у него согласие на медицинскую кому. Лизу вы, разумеется, тут же прокесарите.

– Да что я в эти чёртовы бумажки напишу?! – Воскликнул Родин, швырнув на стол Лизину историю родов.

– Серёжа. Есть бумажки – и они всё стерпят. А есть человек. И он может вытерпеть далеко не всё. Ты заботишься о правильности документации или ты спасаешь человека? Ты почему во врачи в итоге пошёл?

Родин смотрел на Святогорского с беспомощной детской растерянностью. Аркадий Петрович махнул рукой.

– Где её муж? Я сам с ним поговорю.

– Обещал вернуться вечером. Где-то здесь крутится её отец. Бери у него согласие, если всё так срочно. Хотя я, признаться, ни черта не понимаю!

Святогорский покачал головой, одарил Родина очень говорящим взглядом, который бы на раз считали Мальцева и Панин. И вышел из кабинета.


Он шёл по коридору обсервации к палате Лизы. И ему пришлось перейти на бег. Потому что раздались страшные вопли и к её палате понёсся персонал, обтекая шарахающихся перепуганных беременных и родильниц. Его верный анестезиологический чемодан был с ним. В палате уже были Оксана Анатольевна и Анастасия Евгеньевна. Они пытались успокоить Лизу – но куда там. Тут нужен был дюжий санитар или…

– Натрия оксибутират, – сказал Аркадий Петрович, вводя препарат.

И Лиза успокоилась «на игле».

Затем он смешал свой фирменный коктейль для комбинированной длительной внутривенной анестезии, ввёл его Лизе, отдавая распоряжение Оксане Анатольевне:

– Разворачивайся, Засоскина! Чем дольше ты тормозишь, – тем сильней медикаментозная депрессия плода. Неонатологи по головке за такое не погладят.

– Аркадий Петрович, что вы делаете?!

Заведующая обсервацией была растеряна не меньше своего мужа.

– Беру командование на себя, – он кивнул на кровавые потёки по стенам палаты. – Пока что нейролепсия. Затем – комбинированный эндотрахеальный наркоз. А затем – искусственная кома.

Тыдыбыр уже бежала в сторону родильно-операционного блока.


Тридцать две недели – вполне жизнеспособный плод. Особенно при нынешнем аппаратном и медикаментозном оснащении. Поцелуева с Разовой окончили операцию. Святогорский ввёл Лизу в медикаментозную кому. Муж и отец Лизы всё ещё не появлялись. Родин собрал всех у себя в кабинете. И он был мрачнее тучи. Он даже позволил себе кричать на Святогорского!