Но перед Матвеем по-прежнему стыдно…
Тихонько вылезаю из-под одеяла и крадусь в кухню, чтобы попить воды.
А может плюнуть и перебраться жить сюда? Пусть мама устраивает свою личную жизнь, а я же буду устраивать свою. Скажу Тёме, что хочу попробовать пожить вместе, а там что-нибудь придумаем. Все-таки, мы встречаемся почти год, а это уже серьезно…
Стою со стаканом в руке, зябко поеживаясь и продолжаю убеждать себя в правильности принятых решений. На мгновение приходит страх, что Тёма не согласиться, все же, это серьезный шаг. А я одна тут не смогу. Я задохнусь здесь в одиночестве.
Окидываю взглядом кухню и понимаю, что нужно сделать ремонт. Сменить обстановку, и тогда, возможно, мне станет легче. Сорвать эти обои к чертям, на которых я так любила рисовать в детстве и выкрасить стены в какой-нибудь приятный цвет. Снять эти шкафы и заказать новые, а вместо газовой плитки, которой уже лет и лет, заказать и установить электрическую плиту. Пусть ее вмонтируют прямо в столешницу.
В дверном проеме появляется Матвей. Бегло отмечаю про себя, что его волосы растрепались, что он в одних джинсах и босой… Заспанный и такой домашний. Уютный, я бы сказала. На подтянутом теле виднеется черная роспись. Тату.
Рисунок тянется вдоль всего торса: начинается на шее и спускается вниз, куда-то ниже, чем линия пояса его джинс.
– Не спится? – его голос хриплый, непривычный. Кажется грубым, но почему-то мне хочется слушать его, и слушать.
– Просто пить захотелось, – пожимаю плечами, радуясь, что полумраке Матвей не может разглядеть меня и, скорее всего, не заметил оценивающего взгляда. – Ты почему не спишь?
– По той же причине, – усмехнулся он, опираясь на столешницу с вмонтированной мойкой. – Тёмыч не звонил?
Я помотала головой.
– Обидно, – протянула я. – Не хочется думать о том, что я для него просто кукла, которая нужна в определенные моменты или чтобы похвастаться перед друзьями.
– Выкинь дурные мысли из головы и не накручивай себе лишнего, – теперь его голос звучит резко, и я втягиваю голову в плечи. – Прости, я не самый адекватный собеседник в четыре утра.
– В три, – поправляю я. – В три утра, Матвей.
– Не суть, – отмахивается он. – Ты идешь спать?