Пётр Михайлович победно улыбался:
– Ты за своими сыновьями смотри, чтобы не стали такими же зверюгами, как Сашка! А я сам разберусь, что-почём! Пусть поживут у чужих, может, научатся старших чтить.
Александр с Иннокентием уехали на выселки на юрловских собаках, обогнав олений аргиш. Остановились у нарты Хвостова, поднявшего хорей.
– Теперь, Сашок, вас будет наставлять мудрый человек Степан Петрович. А ты, Кеша, не бросай учёбу у Стратоника! Грамота нужна и в тундре! – сказал Мотюмяку Евфимович. – Торг вести станете, оленями всегда помогу! У Петра Михайловича своё стадо саночных оленей. Я ему без нужды. А Киприян Михайлович, видно, и не думал, и не гадал, что вы останетесь сиротами и без крова над головой. Не отчаивайтесь! Я сам сирота. Добрый человек приютил, грамоте обучил и на жизнь наставил.
– Спасибо, дядя Митя, за совет! Торг начнём, кортом у вас брать будем. А Иннокентия до совершеннолетия я не оставлю. Послужит у меня приказчиком, а потом своё дело откроет. Только я не намерен жить с ним под одной крышей, как отец с дядей Петей. Иннокентий на крыло станет, получит свою долю. А далее, как Бог на душу положит. Я – в Потаповское, а он, может, в Ананьево. Я буду торговать в Карасинской и в Хантайской управах, а он возьмёт Верхне-Имбатск и часть нашего низовья.
– Молодец, Саша, да ты всё продумал, как отец наставлял, – обрадовался Хвостов.
– Может, и не совсем, как отец, но учёл и его советы. Но это впереди. А сейчас надежда только на Степана Петровича Юрлова.
* * *
Мария Николаевна по-прежнему жила в Старой Дудинке. Десятки писем отправляла она Енисейскому губернатору, Иркутскому генерал-губернатору, министру внутренних дел России с просьбой о сокращении срока ссылки Збигневу и Сигизмунду. Иногда приходили удручающие ответы о «невозможности удовлетворения ваших ходатайств». Тянулись годы, двадцатипятилетний срок ссылки становился короче. Но никакая власть не шла на его уменьшение. И тогда она, посоветовавшись со Збигневом и Сигизмундом, поехала в Санкт-Петербург. По приезде в столицу пошла в Академию наук к Фёдору Богдановичу Шмидту. Он стал академиком, немного пополнел, но оставался по-прежнему подвижным и любопытным.
– Помню, помню низовье! Как там Дудинское, наверное, строится? А как мои друзья Сотниковы? Как Екатерина Даниловна, их сынок, кажется, Сашок? – задавал он Марии Николаевне массу вопросов. – Я сейчас чаю закажу.