И тем не менее, это все-таки был Растов.
Когда человек знает, что за ним наблюдают или могут увидеть, он ведет себя так, чтобы сохранить свой имидж10. Оставаясь наедине с собой, он возвращается к подлинному состоянию. Ему незачем казаться лучше – он и так совершенен. И все его привычки хороши и желательны. У себя дома Вениамин был далеко не добродушным дядюшкой, а жестким и циничным владыкой. Им он оставался и на работе, но надевал благожелательную маску, которая вводила всех в заблуждение. Он мог похвалить опубликованную в научном журнале статью коллеги, но едва автор статьи отойдет более чем на три метра, сквозь зубы процедить: «Имбецил!»11
Лариса, его жена, догадывалась о подлинной сути своего благоверного, но предпочитала помалкивать. Даже с ней он играл немного, чтобы поддержать уважение своей верной супруги, которая, по его мнению, считает мужа самым лучшим человеком на свете.
Перед находящимся сейчас перед ним собеседником не надо было притворяться. Он был единственным, кто видел Растова без маски, и принимал таким, какой есть: жадным, циничным и жестоким.
Растов уважал его за то, что собеседник никогда не перебивал, не давал дурацких советов и был предельно спокоен. Забавно, что он имел определенную цену: сто американских долларов. Звали его Бенджамин Франклин. Стодолларовая купюра с изображением одного из авторов Декларации Независимости12 была закреплена клейкой лентой в углу квадратного зеркала, висящего перед письменным столом.
– Только мы с тобой, тезка, это понимаем, потому как умные. Эти откровенные дураки не догадываются, что дают мне власть над ними. Стоит потянуть за веревочку… – он вздохнул. – Но ты прав: власть без денег имел только Господь Бог. Значит, эту волшебную веревочку нужно припрятать до лучших времен.
– Веня! Иди ужинать! – прервала беседу Растова с Франклином Лариса.
– Сейчас.
Растов терпеть не мог, когда она называла его Веней, но показывать эту слабость жене не собирался.
После плотного ужина настроение Растова слегка улучшилось.
– Так. На чем мы с тобой остановились, Бенджамин? – Вениамин Семенович пристально посмотрел на Франклина, а затем кивнул. – Правильно. Единственное, к чему стоит стремиться, – это власть. А ее дают деньги и знание нужных вещей. Я много знаю, очень много, – он закрыл глаза и задумался. – Очень много, но недостаточно, чтобы взобраться на высшую ступеньку социальной лестницы. Я мечтаю об этом с детства. Но мир несправедлив. Вместо того чтобы открыть Знание мне, сильной и незаурядной личности, представители дурацкого королевства Логос собираются облагодетельствовать этого щенка – Струкова! Бред какой-то! Чем он лучше меня? Он же не сможет этим Знанием распорядиться. Все разболтает, книжки напишет. Будет считать, что служит людям. А люди кто? Толпа! Безликая, тупая и жестокая. Думает, его благодарить будут, памятник поставят? Чепуха! Любят и помнят только сильных. Владея Знанием, я бы мог держать всех в повиновении. Раздавал бы его осторожно, как награду за преданность. А главное оставил бы за собой как сокровище, которое передал бы потом по наследству.