Да-да, я всё прекрасно знаю: что обычай наряжать ёлку, как и встречать Новый год первого января, завёз к нам Пётр I (вместе со всеми прочими западными заимствованиями, в большинстве своём оказавшимися более чем сомнительными), а впервые её нарядил, говорят, Мартин Лютер (вот кто никогда не вызывал у меня ни симпатии, ни уважения!), что традиция поднимать бокал шампанского под бой курантов ещё моложе, не говоря уже о фильмах… Но я-то знаю, что так было ВСЕГДА. Для конкретного человека «всегда» означает «сколько я себя помню». А ещё я знаю, что так было всегда, сколько помнят себя моя мать и мой отец… кто-то считает, что этого недостаточно для традиции?
Мы привыкли приклеивать к слову «традиции» эпитет «древние» – и как-то забыли, что даже самые древние традиции были таковыми не всегда, что любое действие, идущее из незапамятных времён, кто-то когда-то совершил впервые. Мы не знаем, кто это был, но если бы знали – что бы изменилось тогда? Неужели обычай печь блины на Масленицу был бы менее дорог нашему сердцу, если б мы точно знали, кто и в каком году испёк их впервые? И разве пекли бы мы их до сих пор, если бы современники и ближайшие потомки этого безымянного гения находились под таким же обаянием «магии больших чисел», как мы, и брезгливо морщились при упоминании о традиции, которой только ещё предстоит стать древней?
Традиция не обязательно должна сопровождать человечество от Эдемского сада до Страшного суда – она может существовать в масштабах жизни одного народа, одного поколения – и даже одной человеческой жизни. Вспомните, в фильме «Разные судьбы» в семье Рощина существовала традиция: все свои премьеры он – прославленный композитор, состоятельный по тем временам человек – отмечал с женой весьма скромной трапезой – ситро и картошка в мундире – потому, что именно так было в пору их молодости, когда не было денег на более роскошный стол, когда всё было впереди – и успех, и слава, и богатство. И вот жена, увидев его в день премьеры с другой женщиной, окончательно утратив иллюзии, ждёт его в пустой квартире и накрывает стол: ситро и картошка в мундире… почему она это делает? Наверное, потому, что это незамысловатое меню – всё, что осталось от их некогда счастливого брака – последняя клеточка когда-то живого организма… Но мы же знаем, что даже в одной клетке заключён генетический код всего организма! Нам не рассказывают, как сложилась судьба Рощина после разрыва с Таней, но почему-то мне кажется, что ему, расставшемуся с этой «маленькой, но очень опасной хищницей», именно вид этих традиционных для них с женой «блюд» напомнит, что и в его жизни была когда-то любовь истинная и надёжная – и может быть, он захочет «склеить разбитое»…