Он еще подумывал дать старшему лейтенанту, точнее подполковнику Крупиной, минут пять-десять дополнительной форы. А Крупина, которая, кстати, еще не покинула салон, все-таки решила, что лишние неприятности однополчанину ни к ему. Потому что кто-то сообразительный, а таких в израильских спецслужбах было хоть отбавляй, обязательно задаст себе, а потом и сержанту вопрос:
– А почему, собственно, ты не позвонил на десять минут раньше?
Поэтому к шее Шломо устремилась незамеченная им рука, и он – все с той же улыбкой на губах – провалился в неглубокий сон. Мышка едва успела подхватить тяжелую голову, готовую упасть на клаксон и испугать тель-авивцев пронзительным ревом. Потом Серая Мышка скользнула наружу, пообещав себе, что обязательно найдет Мосса – потом, когда все закончится. Вопрос: «Что все?», – она задала себе уже в автобусе десятого маршрута.
Уже через восемь из отпущенных десяти минут рядом с машиной остановились, взяв его в коробочку, три автомобиля, отличавшихся от стоящего на обочине «Форда» лишь цветом. Майор Гаршвин естественно не мог прилететь сюда, как на крыльях. Но связаться с тель-авивскими коллегами, дать им наводку, было делом не минут – секунд. А уж тем прикинуть маршрут от въезда в город, не такой большой по европейским меркам (всего-то четыреста тысяч населения), и найти приметный микроавтобус… В-общем, Шломо Моссу впервые в жизни пришлось ощутить на собственных руках тугие кольца наручников.
Спецназовцы, которые внешним обликом и заметной только опытному глазу скупой грацией движений, мало отличались от самого сержанта, как-то незаметно для окружающих – для той же толпы на остановке – окружили микроавтобус. Двое резко отворили двери – водительскую, и ту, в которую недавно вышла никем не замеченная Мышка. Внутри их встретил только негромкий храп и блаженная улыбка, которой поделился с «коллегами» единственный человек в салоне. Один из людей в камуфлированной одежде и маске, показывающей, что светить личиком эти ребята не любят, негромко чертыхнулся, когда так и не проснувшегося Шломо вытаскивали из тесного для него сидения. Ровно через минуту; а по часам Натальи – через десять – сержант открыл глаза и повернулся направо; затем налево – к «коллегам», которые подпирали его с двух сторон такими же крепкими, как у него, плечами. Мосс поднял скованные руки к лицу. Улыбка медленно сползла с его губ; не исчезла совсем, а растворилась внутри, чтобы проявиться опять при следующей встрече с бывшим командиром. А что такая встреча обязательно случится, он не сомневался.