Вырос однажды на клёне прекрасный цветок, один-единственный. «Какое чудо!» – радовался клён. И все свои соки отдавал цветку. Даже листва пожухла. «Принесёшь семена, от них цветущие клёны пойдут,» – шептал он цветку. «Вот ещё! – фыркнул однажды цветок. – Я и так хорош». И улетел с осенним ветром. С тех пор клён сам похож осенью на огромный цветок.
Поехал Айн на эскалаторе, а тот не кончается. Стал Айн жить на нём. Привык, приспособился. Полюбил свой эскалатор. А тот едет то вверх, то вниз, то вбок сворачивает. Даже другие страны Айн повидал. Иногда со встречных коротеньких эскалаторов ему кричали: «Сойди, отдохни, куда едешь?» – «Наверное, в бесконечность,» – отвечал Айн.
Вырезали дети из бумаги целый мир. Вот только исправить что-нибудь не получалось. Захочешь перестроить домик, а его обитатели не дают: привыкли. Поймаешь бумажного жителя, чтобы его улучшить, а он вырывается, пищит: «Я сам за собой послежу!» Были дети создателями, а стали – наблюдателями.
Любочка слышала музыку повсюду. Она могла слушать кассеты и диски без магнитофонов и проигрывателей. Слышала пение ветра и концерт закатного неба. Она научилась даже слышать мелодию любого предмета. А уж когда Любочку знакомили с новым человеком, она заслушивалась надолго. И прощаясь с ним, изо всех сил аплодировала.
Главным удовольствием для Забивона было заколачивать двери. Всюду, где мог, он забивал их огромными гвоздями. А ещё лучше – досками крест-накрест. И с надписью: «Хода нет!» Но вот однажды он увлёкся и заколотил изнутри все двери в доме, а отколачивать их он не умел. Так и живёт там теперь Забивон безвылазно.
Жила-была девочка. Такая крошечная, что заблудилась в собственных волосах. И забрела внутрь головы. Оказалась она там одна-одинёшенька. Ходит и отражается в своих мыслях, как в зеркалах. «Ой, как здесь скучно…» – затосковала она. И вдруг догадалась: «Надо о других подумать!» Тут же появились и другие. Кстати, и выбраться ей помогли.
Под землёй в гранитных пещерах живут бронзовые люди. Пещеры у них низкие, и всё время приходится сгибаться. Только среди ночи выползают согнутики поразмяться, но как следует распрямиться не умеют. Днём мимо согнутиков ходят обычные люди, жалеют их и гладят до блеска. А сами распрямляются и торопятся из-под земли на Божий свет.