Он постучал в пол такси стальным наконечником зонта.
– Смысл, который пока невозможно понять, – Тимми повторил эти слова, как особенно милую его сердцу строчку из Данте, но при этом с силой наступил Уинтеру на ногу, намекая, что говорит несерьезно. Все влюбленности Тимми, к счастью, сдерживали присущие ему чувство юмора и ирония. Но когда-нибудь, отметил про себя Уинтер, из него получится великолепный любовник: он обладал редким качеством влюбляться не в нечто придуманное в мечтах, а в имеющееся на самом деле.
– Лично я считаю, – продолжил Топлэди, явно ободренный восхищенной репликой своего обожателя, – что твоему отцу следует всерьез подумать о телефонном звонке. Да, уверен, лучшим ходом с его стороны станет звонок.
Он повернулся к Уинтеру, чтобы, по всей видимости, прикинуть возраст собеседника, и спросил:
– Вы со мной согласны, мистер Уинтер?
Тот поспешно поджал ноги под сиденье.
– Да, но только… э-э… кому он должен, по-вашему, позвонить?
Топлэди нахмурился.
– А это, – ответил он, – уже следующий вопрос, который нам необходимо обдумать.
В этот момент их машина мягко уперлась бампером во впереди стоящее такси.
Миновав реку, а затем несколько действительно уникальных достопримечательностей английской столицы, поезд погружается в серое однообразие домов с миллионами каминных труб, каждая из которых наводит на мысль об их унылом однообразии. Эти кварталы наглядно свидетельствуют, что городская жизнь не имеет ни цели, ни единого плана. «Огромное счастье, – подумал Уинтер, – находиться в вагоне, представляющем собой совершенно отдельный мир, пребыванию в котором придает смысл хотя бы то, что у всякой поездки есть определенная цель. И, хочется надеяться, вполне рациональная». Он наморщил лоб и поднялся, чтобы снова достать из чемодана свою «Таймс». Оставшиеся непрочитанными некрологи могли воздвигнуть временный барьер между ним и сложностями, с которыми столкнулись Элиоты.
– Я думаю, – сказал Топлэди, проделывая со своим телом разного рода эксперименты в надежде удобнее устроиться в купе вагона третьего класса, – о старшем констебле.
– Простите, что вы сказали?
– Я о звонке мистера Элиота. Старший констебль – самая подходящая кандидатура.
Тимми, снова свернувшийся калачиком в углу и с детским увлечением поедавший плитку молочного шоколада, вставил свою реплику: