. Он вежливо шагнул в сторону, чтобы пропустить бегущего. Тот преодолел последние ступени, перепрыгивая через одну, имитировал стук в дверь, но ввалился в нее, не дожидаясь приглашения, и упал в плетеное кресло, сработанное так, словно мужчина не мог нормально сидеть, а должен либо свернуться в нем клубком, либо полулежать.
Джеральд Уинтер, преподаватель, которому принадлежала комната, несколько секунд разглядывал своего запыхавшегося гостя, а потом приветствовал с простейшей из всех возможных форм иронией:
– Войдите!
После чего взял кекс с тарелки, стоявшей на столике у камина. Через какое-то время он решил все же проявить гостеприимство:
– Угощайтесь кексами.
Молодой человек отломил себе половину, сумел все же выпрямиться в кресле и дотянулся до чашки и блюдца.
– Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение, – нисколько не извиняющимся тоном произнес он, наливая себе чай.
Ему пришлось подпрыгнуть, чтобы схватить три куска сахара. Один он сразу же сунул в рот, а два других с плеском бросил в чашку. А затем снова откинулся на спинку кресла, глядя несколько настороженно на хозяина комнаты и явно не зная, с чего начать разговор.
– Прошу прощения. Мне очень жаль, – промямлил он еще раз не слишком разборчиво и немного робко.
И это при том, что молодого человека отличали резко очерченный рот и волевой подбородок.
Уинтер взялся за чайник с кипятком, исподволь наблюдая за гостем.
– Не стоит извинений, мой дорогой Тимми, – сказал он, поскольку лишь самые близкие друзья наслаждались привилегией называть его Уэбстер, а Уинтер, являвшийся всего лишь куратором, не был с ним в столь тесных отношениях. – Не стоит извинений.
Он начал набивать трубку, что было признаком благожелательного расположения духа.
Его ни в коей мере не привлекала роль советчика и доверенного лица молодежи, хотя работа волей-неволей заставляла выступать в этой нелюбимой им ипостаси. Проблемы материального и духовного свойства регулярно поднимались по лестнице к его комнате, иногда решительно и громко, иногда застенчиво, делая остановки чуть ли не на каждой ступеньке. Профессор эсхатологии на этом основании пришел к умозаключению, что Уинтер – человек пугающе общительный. На самом же деле он был скорее стеснительным и нелюдимым, а потому, услышав с лестницы характерные шаги, частенько прятался на крыше. Но Тимоти Элиот застал его врасплох и сейчас коротко сказал: