Цейтнот. Диалог поэта и философа - страница 7

Шрифт
Интервал



{Философ} По моим наблюдениям, футбол здесь имеет то же значение, что и карнавал. Он реализует жажду событий и перевоплощения. О самой игре я беседовал с разными знакомыми. Не люблю группировать людей, но скажу, что это были не только фанаты игры и «обычные немцы», но и маргиналы – художники, профессора, даже бомжи. Некоторые охотно играют сами, хотя футбол здесь явно не массовый спорт, как в Бразилии. Это медийный феномен. Так вот, по моим наблюдениям всерьез от футбола как от образа жизни «фанатеют» только молодые мужчины «народного» склада. Громко, агрессивно, напористо. И их девушки тоже, чтобы не отличаться. Остальные подключены к футболу через СМИ и «болеют» по инерции – так же, как негодуют по поводу «израильской агрессии», не вникая в смысл. Вникать в смысл у «нормальных людей» вообще не принято, пока не случается личный мотив. Тогда человек задумывается. Все остальное полностью принадлежит инерции. Те же, кто все же старается ответить на вопрос о смысле, видят его в красоте игры, ее стратегических глубинах, с видным удовольствием идентифицируя себя со своей командой, но вряд ли с сосисками, которыми немцы гордятся только за границей, а у себя пугают ксенофобов: типа, если бы не иностранцы, до сих пор бы сосиски с квашеной капустой ели. Из области еды гордятся лишь чистотой пива без химии и сотнями сортов отменного хлеба. Что же касается футбола, то радикально критичны (обычно это те же, которые уезжают от карнавала) лишь молодые анархисты и эзотерически настроенные маргиналы.

3. Имена

{Поэт} На Рейне есть крошечный средневековый городок «из табакерки» – Бахарах. Там я набрел на антикварную лавку. Среди разнообразного барахла в ней продавался рубанок. Хозяин сказал, что это рубанок местного плотника, который давно умер, Йозефа. Деревянный, отполированный руками рубанок. Я вспомнил, что в этой земле (и на Мозеле) очень много храмов, посвященных Святому Иосифу Плотнику. Кормильцу и Наставнику (земля-то ремесленников). В том, что этот плотник тоже «Иосиф», мне привиделся некий смысл, и я даже купил рубанок. Или все это мои фантазии?


{Философ} Как представитель живого слова, ты в старом рубанке увидел магию, а в романтическом образе бывшего владельца – библейский персонаж. Поначалу я настроился на этот образ, но сразу представил себя в том магазинчике, и вся убедительность красивого образа ушла в землю, засыпанную фабричным гравием со склада индустриальных отходов. То имя, которое кажется тебе культовым, на самом деле – просто одно из самых распространенных имен в своем поколении. Оно связано с духом времени того поколения. В Германии у каждого поколения есть свои имена. Сейчас, например, популярно имя Леон, в нем закодирована некая открытость на романский юго-запад с его культом хорошей еды и мягким климатом. Девушку лет двадцати нередко зовут Сара или Надя – это взгляд на восток Европы под влиянием «ветра перемен» начала 90-х. Мужчин под пятьдесят называют Дитер или Вальтер, а женщин – Эльке или Уши (свойское от Ульрика), это отголоски демократичного севера с его эмансипацией, эгалитаризмом и социальностью. В первом послевоенном поколении (тех, кто должен был разгребать разруху) мальчиков часто называли Карл-Хайнц или – в регионах южнее Кельна – Йозеф, имя, распространенное именно в католических семьях.