Большим сюрпризом для всех стала внутренняя готовность России к свободе. Антитоталитарный прорыв возглавила именно она. Опережая цензурные послабления, из Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Томска, Горького, Свердловска, Красноярска, из дюжины академических городков (оттуда же, откуда до того десятилетиями шел самиздат и тамиздат) стали открыто и громко распространяться демократические идеи, столь смелые и последовательные, что поначалу местные элиты в нерусских республиках СССР и будущие вожди «народных фронтов» в ужасе шарахались, подозревая адскую ловушку: «нас», мол, хотят спровоцировать, выявить и разом прихлопнуть. Около двух лет они в лучшем случае лепетали: «Больше социализма!» (и уж совсем шепотом: «Региональный хозрасчет!»). Один из ведущих литовских политологов и историков Чесловас Лауринавичюс вспоминает: «Помню 1987–1988 годы, когда весь СССР [не СССР, а РСФСР!] пульсировал жизнью, из-под советского пресса появились свежие ростки информации, обсуждений, дискуссий, публичное пространство Литвы было все так же заполнено бетоном. Наши журналисты с энтузиазмом гнали традиционные клише об империализме США и мирной политике СССР».
Пробудившаяся от спячки Россия погрузилась в яростные споры. Спорили в вузах, НИИ, на предприятиях, в очередях (советский человек проводил в очередях не меньше часа в день), на скамейках бульваров, в воинских частях. Все то, что произошло дальше, было бы невозможно без этого пробуждения. Партийное начальство пыталось направлять споры в «нужную» сторону, но благовоспитанная дискуссия о совершенствовании советского строя не задалась с самого начала. Буквально сразу началось – о ужас! – обсуждение политических альтернатив, и это быстро вы явило главный просчет Горбачева: советская пропагандистская машина не умела работать в дискуссионном демократическом режиме. Свобода слова быстро обнаружила ее дряблость и нетренированность. У зубастых оппонентов коммунистической утопии были непобиваемые доводы, отточенные подпольем, лагерями, самиздатом, бесконечными кухонными спорами. Советский агитпроп оказался бессилен против этих доводов.
Нет ни тени сомнений: отказ от утопии и демократические реформы были историческим творчеством «советского народа», прежде всего российского. Егор Гайдар знает, о чем говорит: «Если вы думаете, что это американцы нам навязали демократию в том виде, в котором она возникла в 1990–1991 гг., то это неправда. Мы сами вы брали этот путь, американцы играли в этом последнюю роль и будут играть последнюю» («Smart Money» № 26, 16.07.2007).