И весь последующий год остался в памяти каким-то заурядным. Жорж поступил в гимназию, и гимназия разочаровала его. На него с грохотом обрушилась лавина одинаковых казенных детей, с одинаковыми казенными и жестокими шутками друг над другом. А в большом зеркале гимназической раздевалки Жорж обнаружил ученика Георгия Фелицианова – точно такого же, как все: коротко остриженного, одетого в такую же, как у всех, форму, и так же нелепо, некультурно топорщатся уши из-под фуражки. Он сжался, укрылся в себя и не разжимался класса до седьмого, пока из одинаковых казенных лиц не стали проступать черты отличий.
В доме двадцатый век тоже никак не проявил себя. Вместо Федора Ильича наняли немца Магнуса Вертера – добродушного и чрезвычайно болтливого молодого человека, гордого своим блондинством, а еще больше – принадлежностью к великой Германии, будто это он сам написал «Фауста» и все симфонии Бетховена, додумался до Гегелевой диалектики и ницшеанства, самолично завоевал пол-Европы и объединил немецкие княжества. Впрочем, заниматься с ним было весело, он очень скоро стал допускать фамильярность, немыслимую с умствующим одиночкой Федором Ильичом. А уж как он пыжился по поводу своей фамилии, воспетой самим Гёте! Но тут его папа срезал: «Я понимаю – Вильгельм Мейстер, а тут подумаешь – унылый самоубийца». И Вертер увял.
Поступив в гимназию, Жорж попробовал читать газеты, но они были скучны, однообразны, да и события, достойные их страниц, были какие-то малоинтересные. Забастовка в Баку, подсчет убытков как результат, биржевые сессии, церемонии в Зимнем и Царском Селе – тоска, одним словом. И чего взрослые так жадно в них впиваются?
И к 31 декабря 1901 года Жорж Фелицианов окончательно разочаровался в числах. Нет в них никакой магии, все вздор и суеверие. Век новый, а жизнь старая: каждое утро одно и то же – завтрак, Тверская, гимназия, снова Тверская, уроки, учителя, ужин, а потом гонят спать, не дав дочитать «Робинзона Крузо» на самом интересном месте, как раз там, где Робинзону попадается на глаза кострище дикарей с объеденными человеческими костями.
Да и просто смешно, если вдуматься и увидеть, что по нашему календарю весь дохристианский мир жил как бы в обратном направлении.
Чем-то это напоминает географические открытия дворника Григория, впервые узнавшего от Жоржа, что Земля – шар, и на противоположной его стороне раскинулись две Америки. Для доказательства он еще сбегал домой за глобусом и все Григорию показал: где Москва и наш дом, где Нью-Йорк и Рио-де-Жанейро. Григорий, простая душа, ткнув прокуренным пальцем в Мексику, спросил его изумленно: