Веселые истории о панике - страница 35

Шрифт
Интервал


Если человек прожил много историй и прожил глубоко, внимательно и беспощадно, он делается как бы over-educated и не может больше смотреть на вещь в отрыве от контекста. Не может слышать один новый чистый голос.

Зима никогда больше не придет ко мне просто так, одна. Она придет ко всему моему зимнему опыту, к двадцати шести зимам. Мы никогда с новой зимой не будем наедине, я ее не расслышу в общем гуле зим. В гуле – а еще потому, что когда первый снег падает, у меня сжимается сердце, сжимается и слепнет.

Когда я вижу осенний призыв на вокзале, солдатиков в форме, – у меня сжимается сердце. Потому что Жужик уходил так.

Чем дальше – тем меньше минут, когда сердце не сжимается.

Через сколько-нибудь лет мне, наверно, пальчик покажите – сердце сожмется.

Может быть, после этого человек и умирает – когда сердце не разжимается вовсе, когда исчерпан лимит переживаний, когда всё на свете, каждое микрособытие – повод для сердечного сжатия. Все просто живут с разной скоростью в этом смысле и поэтому умирают в разном возрасте.

Я в поезде посмотрела все свои старые фотографии и всё поняла. Расшифровала, как археолог – наскальную живопись. Все-все видно на этих фотографиях – все настоящее и все будущее – и как это я раньше могла не замечать? Как я вообще раньше могла – многое это чудовищное все?


29 НОЯБРЯ

Искала вечером под новым снегом Новую Басманную улицу, дом 26. Загадки для сказки – хорошо. Снег – тоже. Дом 26 – плохо для сказки, потому что там больница, а в больнице соседка Анёла. Я несу ей передачку: полотенца, пироги и, кстати, опять-таки сказки – Г.Х. Андерсена.

Кто москвичи с детства – те не поймут, до чего же удивительно, непостижимо для немосквича, что в этом городе можно вызвать «скорую помощь» и уехать на ней в больницу, которая еще и стоит до кучи на Новой Басманной улице. «Басманная» – слово из федеральных новостей, один из множества топонимов, которые имеют отношение к чьей-то истории и красоте, но не к тебе же, не к повседневной жизни, не к булочным, не к поликлиникам. Кажется, что вся Москва открыта нам строго в режиме гостевого визита. Живи, ходи, разговаривай, делай что-нибудь – только не вздумай болеть и умирать. Ну, как в музее табличка «руками не трогать». Музей лежит перед тобой – зримый, материальный, но это понарошку. Перемещаться разрешено, прилечь на пол отдохнуть – извините.