Тогда, в тысяча девятьсот шестьдесят каком-то году, в жареный август, они собирались к родне в закрытый город Желтые Воды, который прозвался «коммунизм». Здесь, под Днепропетровском, делалась начинка для баллистических ракет, и магазины не нанесенного ни на одну официальную карту СССР города ломились от яств – трех сортов сыра, трех сортов колбасы, мяса, рыбы и множества болгарских консервов. Все это называлось «снабжение первой категории». Первая в СССР фабрика искусственного меха дополняла изобилие и благополучие всех, кому посчастливилось тут жить, – зимой все мужчины и женщины одевались в трехчастный ассортимент передового предприятия «группы Б»: три вида мужских и три вида женских шуб.
Миле было три с половиной года. Она была убедительным доказательством того, что красота существует. Спасет ли она мир или нет – неизвестно, но любому посмотревшему на белокурую девочку становилось ясно – существует точно.
– Мать, у кого ключи? Дверь-то закрывать будешь или так оставишь: воруй, мы уезжаем! Людка! В коммунизм поедем, дочка? – И отец подхватил ребенка на руки.
– Да. К Павлику, – обрадовалась Людка.
– Вот, в коммунизм все хотят, – подмигнув матери, сказал отец. – Правильно! К Павлику едем.
Для Милы Павлик – пятилетний мальчик с групповой черно-белой фотографии, в которую много раз тыкали пальцем и говорили:
– Вот, Людочка, это твой двоюродный братик, к нему мы скоро поедем.
– Жених, одним словом, Людка, жених, – подвел убедительную черту отец.
Мать закрыла дверь и отдала ключи стоявшей рядом подруге Свете, чтобы она поливала цветы на окнах и вообще «если что…».
Уложили сумки в мотоцикл «Урал». Мать с Милой – на почетном месте в коляске, а Иван Тулупов – за спиной бригадира проходчиков Григория Ивановича Прокопенко, соседа и счастливого владельца мотособственности, он взялся подвезти на станцию. Ехали минут пять, но за это время Мила навсегда полюбила дорогу: теплый ветер – в лицо, солнце – в глаза, мелькание домов, заборов, людей, шум мотоцикла, заставлявший оборачиваться и смотреть на отъезжающих счастливцев. Дорога соединилась у Милы с праздником, который можно устроить так просто: встать, собрать вещи, закрыть дверь…
На Красной Могиле долго ждали всегда опаздывавший пассажирский поезд. Потом он приполз. Прокопенко за три минуты стоянки помог затащить вещи, подсадил Милу, расцеловался с соседями и вообще обеспечил ритуал по полной программе. Тронулись – он махал, ему тоже. Тепловоз предупредительно гуднул, разгоняя вокзальных собак, и началась Милкина жизнь.