В словах очень немногих языков регулярно встречается более 5 слогов… Следовательно, если количество знаков между границами слов – 2 или 3, то, вероятно, мы имеем дело с силлабическим письмом, а если часто встречаются 8, 10, 12 или более знаков подряд, то, вероятнее всего, это письмо алфавитное.
Исходя из этого, можно сказать, что линейное письмо Б было смешанным: частично слоговым, частично логографическим. (В этом отношении оно мало отличается от современной японской письменности.) Эванс именно это и предполагал: прием с подсчетом символов в то время был уже хорошо известен. Но хотя ученый знал, что линейное письмо Б в значительной степени слоговое, наличие большого количества пиктографических символов смутило его и сильно задержало дешифровку. Война Эванса с линейным письмом Б будет продолжаться более 40 лет.
Все эти годы ученые требовали, чтобы им позволили увидеть таблички. “Никакие усилия не позволят в ближайшее время опубликовать весь собранный материал”, – заявил Эванс в печати после первого сезона раскопок. Но уже в 1909 году опубликовал 300-страничную книгу о критской письменности Scripta Minoa (“Минойские письмена”). Линейному письму А и линейному письму Б вместе Эванс посвятил не более 20 страниц. Остальной текст представлял собой скрупулезный анализ более древнего иероглифического критского письма. (Причем автор, разбирая символику отдельных иероглифов, даже не попытался перевести иероглифические надписи целиком – этот подвиг он мудро считал невозможным.) Хотя Эванс обещал выпустить дополнительные тома, дающие полный перечень линейных знаков, ни один из них при его жизни так и не увидел свет. Кносские таблички оказались под замком, что ужасно раздражало целые поколения потенциальных дешифровщиков.
У Эванса были на то причины. Согласно освященному временем обычаю (восходящему к эпохе колониализма), ученый, застолбивший участок, получает преимущественное право на работу в этом месте. Поэтому остальные исследователи действуют на свой страх и риск. Но есть и другое неписаное правило: ученый обязан опубликовать свои результаты. Если он этого не сделает в разумный срок, его участок превращается в легкую добычу.
Одно десятилетие сменяло другое. Время, казалось, тянулось неприлично долго. Хотя Эванс охотно комментировал свои находки для таких солидных изданий, как лондонская газета “Таймс”, в научных журналах он публиковал мало материалов. Эванс не только отказался предоставить доступ к большинству табличек, но и не стал публиковать их прорисовки и фотоснимки: из более чем 2 тыс. табличек, которые Эванс нашел в Кноссе, за всю жизнь он обнародовал менее 200. (Финский ученый Йоханнес Сундвалл в 30-х годах опубликовал копии 38 табличек, которые ему удалось увидеть в музее на Крите, чем навлек на себя гнев Эванса.)