от бордо
St Julien, и много еще чего могла. Она будто так и родилась, в металлическо-серой броне делового костюма, с мобильником в правом кармане пиджака, с часами на левой руке – всегда поглядывает на них, всегда куда-то опаздывает.
И только невероятное стечение обстоятельств – я пришла на урок, а Саша в последний момент заболел ангиной, и у Татьяны отменились две встречи подряд… Так вот, только это привело к тому, что я узнала – не всегда были галстуки, пиджаки и сигареты Gauloises. Кружевные сарафаны, театральный парасоль и шампанское на обочине тоже были.
Не в Париже, конечно.
Однажды в Москве, в ту прелестную весеннюю пору, когда…
* * *
Однажды в Москве, в конце апреля, Татьяна, тогда еще в темно-синем сарафане и светло-синем драповом пальто, с холщовой сумкой через плечо, встретилась с прекрасным смуглым незнакомцем, который помог ей спешиться с трамвая и подарил букет влажных чайных роз.
– Вы с ума сошли? – сказала Татьяна и взяла букет, не убавляя шага.
Она уже опаздывала в кинотеатр – на работу. Там Татьяна два раза в неделю подвизалась переводчиком – шумный, неровный поток американских фильмов хлынул на Москву в девяностые, и переводить их надо было в ритме нон-стоп и за хорошие деньги. Но незнакомец не отставал, и так, на бегу, они обменялись телефонами. Он позвонил на следующий день и сказал, что очень хочет ее видеть.
Никита вообще всегда знал, чего хотел. Он хотел иметь свою рекламную компанию, вишневый сад на даче… и Татьяну. Татьяна была студенткой филфака и любила ходить в театр, где ее тетя прогуливалась с парасолем в другом вишневом саду, гулком и картонном, потому что тетя играла в пьесах Чехова, причем не последние роли. С Никитой сначала было все в полной гармонии. Он открыл свою рекламную фирму, а Татьяна, помогая ему, увлеклась полиграфией и, закончив университет, стала работать в одной фирме на Сухаревской, где печатали всякие брошюры и плакаты, и для Никиты в том числе.
Потом Никита купил дачу. Он ездил по СтароКалужскому шоссе на встречи с прорабом каждые три дня и за полгода отстроил там двухэтажный дом. Реклама шла к нему сама, а уж Никита ей занимался – размещал и на городских плакатах, и в журналах, и флаерсы на раздачу заказывал. Печатать надо было много, и на Сухаревской печатали то, что скажет Никита.