— Кто последний, тот закрывает кабинет, — рассмеялся Семёнов и рванул на выход. Девки, прыгая через парты, ломанулись за ним, словно дикие лошади, ещё и ржали. Среди их хохота проскальзывало обидное: «черножопый», от которого у Касьяна мурашки по коже, и волосы дыбом вставали.
Он спокойно поставил стул на место, что вытащил Бульдог, и неторопливо взял ключ от класса со стола учителя. Прищурился на яркое солнце. И тёмно-карие глаза, как крепко заваренный чай на просвет, сменили цвет. Многие девчонки в школе понимали, что Касьян красивый, но подходить боялись.
Закинув рюкзак на широкое плечо, он повернулся.
В дверном проёме стоял смеющийся Арсений.
— Так разгоняют баб, — хохотнул он, и Каса невольно усмехнулся.
2 Гриня
Григорий Петрович Самоделов, по прозвищу Гриня, мужик сорока двух лет, с молодости работал в школе. Поэтому был опытный, знающий своё дело, возможно, даже лучше, чем его коллеги и старый друг, Хренсгоров Владимир Амосович, по кличке Хрен с горы. Хрен с горы не так давно в школе появился, но тоже серьёзно помогал парням, ведь посёлок считался криминальным, и в школе детей из полных семей по пальцам пересчитать. Тренеры обычно пытались заменить отца.
И Каса знал то, что Гриня старался. Не все из его команды Бульдогов принимали это с благодарностью. И вообще, Ян думал о том, что чувство благодарности – это как милосердие, навык, который нужно развивать в себе. Это бабка сказала, а парень подумал и стал рассуждать на эту тему. Попытался благодарить Григория Петровича, и вышло так, что тренер реально стал ему отцом. И хотя тёплых чувств не было между ними, Гриня – единственный человек в школе, которого Касьян уважал, слушался и не пропускал тренировки в отличие от других Бульдогов.
Хренсгоров, хоть и был старше Грини, уважения у Яна не вызывал. Так, не грубил ему парень, но и не приближался близко. Не знал, почему, у Хренсгорова слишком всё хорошо: и дом, и тяжёлый байк, сын родился от красивой взрослой женщины.
А у Грини жена с пятью детьми свалила в другой край и весточки не слала, отчего у школьного тренера на чуть вьющихся лохмах серебрились седые пряди, и зеленоватые глаза были наполнены какой-то неземной тоской. И хотя весь учительский состав, исключая злую директрису, подкатывал к свободному неженатому тренеру, тот мог даже огрызнуться.