«Вот это ново, – подумала я. – Никогда раньше мне не приходилось задумываться, а какой он дома? Как проявляется его недовольство, как строится его общение с близкими? Оказывается, такие мелочи, как долгие сборы, могут вывести его настолько, что и сейчас, рассказывая, он не готов контролировать эмоции».
Тем временем Виктор Андреевич продолжал. Как назло, уже практически на подходе к магазину супругу окликнул какой-то сослуживец. Виктор Андреевич знал его шапочно. Кивнул для приличия и шагнул было дальше, но товарищ не понял момента, не ощутил напряжения в чужих семейных отношениях, остановился, заговорил о работе, и отбояриться от него не было никакой возможности. То ли они вместе занимались подготовкой юридического заключения по непростому делу, то ли просто нашлась тема, которую не обсудили на работе, но слово за слово жена Виктора Андреевича вынуждена была поддержать разговор.
Не ревность, не какие-то другие, хоть сколько-нибудь понятные причины вызвали негодование Виктора Андреевича. Скорее всего, дело было в том, что многие годы он занимал высокий пост. У него атрофировались бытовые навыки самостоятельного хождения по магазинам, оплаты счетов, передвижения в общественном транспорте. Всюду вопросы решала жена, личный водитель от фирмы или кто-то, кто был рядом. А тут супруга занята разговором, Виктор Андреевич оставлен без внимания, что, как и где покупать, не знает, время идет, он устал и поэтому раздражен необычайно. И вся мощь его натуры сосредоточилась вдруг на несчастной женщине с больной спиной и кучей домашних забот. Он смотрел и ненавидел ее в этот момент. Ненавидел ее невнимание к нему, ее неумение прервать ненужный разговор, ненавидел даже дурацкий серо-голубой шарфик, который она подобрала к плащу – тон все равно не тот. И больше всего ненавидел свою беспомощность. Рявкнуть сейчас, чтоб сдуло этого урода, так ведь потом подумают, что приревновал. Показаться смешным Виктор Андреевич боялся.
Я снова сделала для себя пометку на полях – он боится показаться смешным. А как же его насмешки над сослуживцами? Мне всегда казалось, что Виктор Андреевич делает это открыто, без зла, артистично и тонко, и совершенно понятно, что также легко отнесется к хорошим шуткам в свой адрес. Оказывается, нет? Оказывается, показаться смешным для него непозволительно?