Лера, господи! Можно ли законсервировать разлёт твоих чёрных волос? А твои губы? Твои сны? Твой доклад по Шопенгауэру? Старик Мэйсон бы в гробу перевернулся, если бы знал, что его могут подвергнуть такой консервации.
Что у тебя сейчас есть, Лера? И можно ли это «что-то» назвать жизнью?
Впрочем, у тебя есть я, в прошлом – вечный студент, а ныне неудачник.
Впрочем, об этом говорить не принято. Как закон: накопил нужную сумму – получи новую жизнь. Не накопил – значит, не повезло. О трёхгодовой консервации все молчат.
Говорят даже, что это лишь рекламный трюк. Ещё говорят – это для науки. На самом деле – деньги и тут всё решают. Мало ли какие случаи бывают: есть люди, вся ценность которых познаётся лишь после ухода из жизни. Мало ли благотворительных фондов?
А объявления типа «верните мне сына (брата, мужа)»? Может, кто и насобирал по нитке…
А нашумевший скандал о воскрешённых и проданных в рабство, о котором до сих пор спорят в судах? А преднамеренные убийства? А скидка на ошибку в реинкарнации, в конце-то концов!
Для нас всё это – где-то там. Кому мы нужны – и при жизни и после неё?
Кому ты нужна, Лерочка?
Кому?
Как кому? А МНЕ?
Чувствовать себя бедным – плохо. А подлецом – совсем никуда. Как жить?
* * *
– Ты идиот!
Мой друг Юрка всегда прагматичен и прямолинеен. Думаю, эти качества сделают его со временем большим учёным, как он и мечтает. Наверное, и реинкарнацию заслужит. Лет через пятьдесят. К его словесной порке я готов, даже получаю удовольствие – и он и я знаем, что поступлю я всё равно по-своему.
– Это фикция, понимаешь? Ты в свои двадцать с хвостиком не то что на квартиру, на приличные ботинки не смог заработать. Забудь и живи дальше. Много ты знаешь реинкарнированных?
Он прав. Прав настолько, что даже спорить не о чём. В среде наших знакомых реинкарнированных не больше, чем высаживавшихся на Марсе.
– Принимаю. Но должен же я попробовать хоть что-то сделать?
– Забудь. Нереально. Ты хоть знаешь, сколько это стоит?
– Знаю, конечно. Миллион евро. Это все знают.
– Вот именно. Один! Миллион! Евро!!!
– Юр, это всего лишь деньги.
– Ну да, а у тебя есть всего лишь жизнь. Ты что решил – банк ограбить?
– Да нет. Но ты не одобришь.
Про меня говорят, что в критические минуты я умею собраться. Сам я, правда, в этом не уверен, но всё же пустым слезам предпочитаю действия. Хоть какие-нибудь.