– Пугай, – вздохнул предынфарктный писатель. – Раз уж у тебя так классно получается, пугай.
Давид, восторженно подпрыгивая, умчался. Писатель, заметив мой недоумевающий взгляд, развёл руками:
– Вот такую игру мы с ним придумали. Времени мало занимает, зато море удовольствия.
– Дурацкая игра, – буркнул я, – до инфаркта доводить. Чёрный юмор.
– А я доволен, – усмехнулся мой собеседник. – У нас с ним отличный контакт на этом происходит. Тут это не так часто случается.
Мне вдруг пришло в голову, что хороший контакт случается редко не только тут. Много ли у меня их по жизни, хороших контактов? Да и вообще, есть ли кто-нибудь, кто доводил бы меня до инфаркта в шутку, а не всерьёз?
Но долго предаваться мрачным мыслям здесь как-то не получалось. Писатель скрылся в ткацкой мастерской, а я задержался, наблюдая ещё одну любопытную сцену.
Шестилетняя девочка ходила вокруг ели, подбирала с земли шишки и усердно ломала их пополам. Перед ней остановился молодой парень с бородкой (в столовой я видел его за столом педагогов) и восхищённо заметил:
– Как же это у тебя так получается шишки ломать?
Девочка молча остановилась перед ним и продемонстрировала своё мастерство.
– Я бы так не смог… – задумчиво сказал парень.
Подобрав с земли новую шишку, девочка протянула её сомневающемуся в себе взрослому.
– Это легко, – пояснила она.
Парень взял шишку двумя руками, изо все сил напрягся, но шишка не ломалась.
– Нет, не могу, – вздохнул он.
– Да это же легко! – выкрикнула девочка. – Гляди!
И сломала три шишки подряд.
Но у парня ничего не получалось. Он с восхищением глядел на девочку и удивлялся её могуществу. Её забавляла беспомощность человека, который был втрое выше её, и она терпеливо пыталась передать ему своё умение. Девочка летала во все стороны, принося новые горсти шишек, и ломала, ломала их без устали, звонко поясняя все подробности своих действий. Обоим становилось всё веселее и веселее. Я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь, и вошёл в мастерскую.
Точнее, я начал в неё входить. У входа на веранду, которая представляла собой ткацкую мастерскую, стояла женщина с печальными глазами, вся в чёрном, – и на этом фоне особенно ярко выделялись разноцветные нити, которые тянулись от неё к нескольким детям. Дети их наматывали или отматывали, а Надя (так все называли руководительницу мастерской), держала нити на растопыренных пальцах и непонятным образом помогала им перемещаться в нужные стороны.