Замначальника надел пальто, собираясь выйти и позвонить знакомому гэбисту из телефонной будки на случай, если его телефон прослушивается, и тут только сообразил, кто занимается прослушкой. Сняв пальто, он позвонил из своего кабинета.
Его знакомый тоже был тонким знатоком работы системы и тут же поднял шум. Сперва он позвонил секретарю своего начальника и попросил о срочной встрече, тщательно избегая разговора с самим начальником, затем сделал множество телефонных звонков и разослал курьеров по всему зданию с докладными записками. Однако главной его целью стала повестка дня. Случилось так, что повестку дня следующего собрания комитета по Ближнему Востоку напечатали за день до того и как раз в этот момент ее прогоняли в копировальном аппарате. Вытащив листок, он добавил сверху: «Развитие событий в сфере египетского вооружения: специальный доклад», указав в скобках свою фамилию. Сделав копии (со вчерашней датой), он вручную разослал ее в нужные отделы.
И только убедившись в том, что теперь пол-Москвы будет ассоциировать эту новость именно с его фамилией, он отправился к начальству.
В тот же день пришла еще одна новость, гораздо менее значительная. В ходе стандартной процедуры обмена данными между КГБ и египетской разведкой Каир сообщил о том, что в Люксембурге замечен израильский агент Натаниэль Дикштейн, в данный момент объект находится под наблюдением. В силу обстоятельств эта информация прошла почти незамеченной. Лишь один сотрудник КГБ заподозрил возможную связь между двумя событиями.
Звали сотрудника Давид Ростов.
Отец Ростова был дипломатом среднего звена, его карьера не удалась из-за отсутствия связей – в частности, связей в разведке. Поняв это, сын с холодной расчетливостью устроился на работу в КГБ (тогда НКВД).
В Оксфорд он поступил, уже будучи тайным агентом. В те идеалистические времена, когда СССР только что выиграл войну и масштабы сталинской зачистки еще не были оценены в полной мере, крупнейшие английские университеты считались плодородной почвой для вербовки в советскую разведку. Ростов лично нашел пару агентов, один из которых до сих пор работал на них в Лондоне. А вот Нат Дикштейн оказался ему не по зубам.
В те времена юный Дикштейн склонялся в сторону социализма и по характеру отлично подходил для шпионажа: замкнутый, упорный, недоверчивый интеллектуал. Ростов припомнил спор о судьбе Ближнего Востока с Хасаном и Эшфордом в домике у реки. Кстати, победа в том шахматном матче далась Дикштейну нелегко.