Сколько же времени эти малыши проводили за стулом, когда их отец был дома?
Но я не была ни патронажной сестрой, ни социальным работником, так что размышлять об этом не было никакого смысла. Я решила сообщить о своих наблюдениях сёстрам и сказать Молли, что мы ещё вернёмся на этой неделе, чтобы удостовериться в наличии всего необходимого для домашних родов.
Последней мне предстояло навестить Мюриэль, и я с огромным облегчением покинула грязную во всех смыслах квартиру.
Свежий холодный воздух снаружи и поездка на велосипеде до Собачьего острова улучшили моё настроение, и я налегла на педали.
– Привет, дорогуша, как сама? – кричали мне несколько раз женщины, знакомые и незнакомые. Обычное приветствие, выкрикиваемое с тротуара.
– Прекрасненько, спасибо, как сами? – обычно отвечала я. Трудно не скатиться на кокни, постоянно в нём вращаясь.
«О нет, – пробормотала я себе под нос, поворачивая на улицу Мюриэль, – только не она». Конечно же, миссис Дженкинс уже была там, со своей вечной палкой и авоськой, косынкой поверх бигуди и всё в том же длинном заплесневелом пальто, что она носила и летом, и зимой. Она разговаривала с какой-то женщиной, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Заметив, как я притормаживаю, она подошла ко мне и схватила за рукав грязными, с длинными ногтями, пальцами.
– Как она и малышка? – проскрежетала миссис Дженкинс.
Я нетерпеливо выдернула руку. Независимо от расстояний, погоды и времени суток миссис Дженкинс всегда ошивалась на улице. Никто не знал, где она жила, откуда узнавала новости, как успевала дойти порой три-четыре мили до дома, где родился ребёнок. Но приходила всегда.
В раздражении я, ничего не говоря, прошла мимо. Она казалась мне любопытной назойливой старухой. Я была молода, слишком молода, чтобы понять. Слишком молода, чтобы заметить боль в глазах или услышать мучительную настойчивость в голосе.
– Как она? И карапуз. Как карапуз?
Я вошла в дом, даже не постучав, и мать Мюриэль тут же ко мне вышла, деловитая и улыбающаяся. Матери старой закалки знали, что в такие дни они совершенно незаменимы, и это давало им большое чувство удовлетворения, ощущение нужности и цели в жизни. Она была вся суета и сведения.
– Как ты ушла, так она заснула. Ходила в туалет и писала. Напилася чаю, а теперь я готовлю ей рыбу. Ребёнок прикладывался к груди, я видала, но молока ещё нету.