– Я знаю. – Он приподнимается, и по затравленному выражению его лица я понимаю, что это правда.
Мне хочется поблагодарить его за это молчаливое понимание, но я ничего не говорю. Солнце словно из кувшина льет жаркий свет на наши ошеломленные макушки.
Тоби хлопает ладонью по земле рядом с собой, приглашая меня сесть. Я вроде как и хочу, но не решаюсь. Раньше мы в отсутствии Бейли практически не общались.
Я показываю на дом:
– Мне нужно наверх.
И мне правда нужно. Я хочу вернуться в Убежище, полное название: Внутреннее Тыквенное Убежище. Я переименовала нашу комнату несколько месяцев назад, когда Бейли убедила меня, что стены спальни должны быть оранжевыми, вызывающе огненно-рыжими. С тех пор при входе к нам желательно надевать темные очки. Уходя сегодня в школу, я заперла дверь, жалея, что не могу забаррикадировать ее от бабули и ее картонных коробок. Пусть Убежище останется таким, как сейчас. Как раньше. Для бабули такое мое желание значит только одно: я спрыгнула со своего дерева и мчусь по парку сломя голову. Если переводить с бабулиного на человеческий, это значит «окончательно свихнулась».
– Горошинка… – Она появляется на крыльце, облаченная в пурпурное платье с узором из ромашек. В руках у нее кисточка – впервые с того дня, как умерла Бейли. – Как прошел первый день в школе?
Я подхожу к ней и вдыхаю привычный запах: пачули, краска, свежая земля.
– Ничего, – отвечаю я.
Она внимательно вглядывается в мое лицо, будто собираясь делать с меня набросок. Мы молчим, и тишину привычно нарушает лишь тиканье часов. Я чувствую бабулино замешательство: она словно готова взять меня за плечи и трясти, точно книгу, в надежде, что из меня посыплются слова.
– У нас в оркестре новенький, – говорю я.
– Правда? И на чем он играет?
– Похоже, что на всем.
Перед тем как сбежать в лес, я заметила их с Рейчел. Они шли по школьному двору, и у него в руках была гитара.
– Ленни, я тут подумала… Может, тебе поможет… подбодрит, знаешь ли…
Ох, знаю я, к чему она ведет.
– Ну, помнишь, когда ты занималась с Маргарет, тебя было не оттащить от инструмента.
– Люди меняются, – перебиваю я ее.
Сколько уже можно это обсуждать? Я обхожу бабушку, чтобы войти внутрь. Мне хочется запереться в шкафу Бейли, вжаться в ее платья, втянуть запах прибрежных костров, кокосового масла для загара, розовых духов… ее запах.