Время пастыря - страница 15

Шрифт
Интервал



* * *

Спустя неделю после своей поездки во Львов был я в Лунинце в районной газете. Тянуло туда, как тянет человека в круг единомышленников, единоверцев. Хотелось поговорить с Колей Каленковичем, местным журналистом-краеведом. Увидев меня, он обрадовано произнес:

– А я к тебе в Лунин собирался. Хочу написать про вашего кузнеца.

– Василя, что ли?

– Да, удивительный человек. Я уже о нем кое-что писал. Надо бы побольше. Простой кузнец, а сколько всего в нем непростого. Он мне кое-какие книги пообещал дать. Говорит, что это остатки библиотеки Друцко-Любецких – значимая фамилия для нашего края.

– Недавно виделся с Василем. Во Львов меня спровадил.

– Никак за грамматикой Тихоновича?

– За ней.

– Мне он тоже рассказывал. Эх, заняться бы ее поисками…

– Так в чем дело!

– Увы…

Как оказалось позже, в то далекое лето Николай Каленкович круто поменял свою журналистскую судьбу. Перед ним легла совсем иная жизненная дорога.

Договорились, что через пару дней увидимся у Василя Карпца и там обо всем поговорим.

Не увиделись. Я был занят заготовкой дров на зиму для матери. Он побывал в Лунине без меня…


* * *

…Мать опять повторила, что Василь забегал несколько раз.

– Чего он хочет от тебя? Спрашиваю, какие у тебя такие секреты.

– Не сказал?

– Да какое там. Есть говорит секрет, иначе не приходил бы. Говорила ему, дам твой адрес, напиши. Так знаешь, что отвечал, «я уже свое все переписал, теперь его очередь». Посмеялся и пошел. И чего это он от тебя хочет?

– Вот схожу и узнаю.

– Сначала поспите после дороги.

Но сна как и не бывало. Вышел во двор, сел на лавку. Над Засталичьем – огромной дубравой, самым веселым местом для села, поскольку там отмечались и дни победы, и дожинки, и еще разные праздники – всходило солнце. Оно словно раздвигало веки дубравы и небосклона. Мать вышла на крыльцо, видя мои утренние бдения, неодобрительно покачала головой:

– Знала бы, не говорила.

Василя я застал в кузне. Он на наковальне по чем-то усердно отстукивал молотком. Звон шел легкий, веселый, тот особенный звон, который рождается только в кузнице и рождается под руками мастера. А Василь был мастером.

– Во, а мать говорила, что завтра будешь! – обрадовано воскликнул он. – Да в такую рань. Вот, копаничку делаю. Заказов как никогда много. Как свободная минута, так и стучу.

В углу лежало несколько штук уже готовых трехрачных копаниц, так любимых женщинами нашего села. Он бросил туда старую фуфайку: