— Наш человек! - одобрительно хмыкнул Быков.
Илюша потянул меня за рукав. Вот пострел… Взрастил я “монстра”!
Мы попетляли какими-то ”катакомбами” и очутились в корпусе с
коридором и множеством комнат. Из-за одной из дверей доносились
заразительный смех и веселые голоса.
Трошкин дернул ручку, пропуская нас внутрь. Гримерка
представляла собой огромную комнату со столиками и неказистыми
зеркалами на них. Типа мини-трюмо. Повсюду одежные вешалки-треноги,
какие-то ящики (очевидно, помещение еще использовалось, как склад),
расшатанные стулья.
Разношерстный народ, преимущественно возраста от Лермонтова до
Пушкина, скучковался вокруг импровизированного стола, который
соорудили, сдвинув несколько ящиков неизвестно с чем. Из угощений
были разложены пирожки, купленные в местном буфете, сырки “Дружба”
и деликатес: батон «Докторской», порезанный на дольки. Водки
оказалось гораздо больше, чем закуски: отдыхали по-студенчески.
Кто-то встал и решил блеснуть остроумием, выдав тост из
“Кавказской пленницы”:
— Так выпьем же за то, чтобы каждый из нас, как бы высоко он ни
летал, никогда не отрывался бы от коллектива!
Далее последовали аплодисменты тостующему, которые перекрыли
задорный звон граненых стаканов. Из них пили и водку, и вино.
Универсальная посудина, лучшее изобретение Советского Союза.
— Садитесь, — улыбаясь, Трошкин пододвинул к “столу” очередной
ящик.
Мы с Быковым еле вместились. Нам тут же налили штрафную. Двойную
дозу из прозрачной бутылки с красной этикеткой: “Столичная”.
— Знакомить вас со всеми не буду, — сказал Трошкин, — все равно
не запомните, да и я большинство присутствующих не знаю.
Следующий тост был за победителей сегодняшней игры. После него
медичкам неистово хлопали, особенно старалась команда литейщиков из
политеха. Они уже оккупировали белохалатниц, протиснулись к ним
поближе и не забывали вовремя подливать им вина.
Шутки и смех не прекращались ни на секунду. Давно не был я на
таких посиделках. Со студенчества, наверное, и не был...
Были и песни. Куда же без них. Молодой врач, а может быть,
интерн, на вид нет еще и тридцати, кстати, единственный мужчина в
команде мединститута, взял гитару. Подкрутил колки, настроил и
провел по струнам.
Разговоры вмиг прекратились. Все с интересом уставились на
гитариста со смешными, не по возрасту густыми черными усами.
Несмотря на моложавость, на его макушке уже обозначились залысины.
Лицо мне его показалось знакомым.